Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 1.

Как можете себе представить, я остался стоять, обуреваемый злобой и мрачными предчувствиями. Было трудно поверить, что эта тупая корова Лейд похвасталась своему покровителю про то, как наставляла ему рога со мной, но некоторые женщины бывают так глупы, особенно в запале – и вот теперь эта мстительная старая развалина напустит на меня своих псов [792] – прибавьте к сказанному вчерашние угрозы Тигга, и получится более чем достаточно. Неужели самовлюбленный старый пень не понимает, что его резвая кобылка нуждается время от времени в молодом седоке, чтобы поддерживать себя в форме? Вот так я и стоял: куда ни глянь – всюду тучи, и как быть в матче с Соломоном, тоже неясно. В этот момент приходит Минн, чтобы проводить меня к площадке для великого поединка. О крикете в эту минуту я думал меньше всего.

Наша компания, разбавленная изрядным числом местных сливок, уже устроилась в креслах и шезлонгах на лужайке перед домом. Благодарение Г-ду, герцога и миссис Лейд не было – скорее всего, еще крушат друг об друга мебель в отеле, – зато Элспет занимала место в самом центре, а рядом с ней сидела Джуди, с видом таким, будто только что подлизала остатки торта. «Болтливая потаскушка, – подумал я, стиснув зубы, – я с тобой еще поквитаюсь».

На другой стороне лужайки собралась пестрая толпа, так как Соломон по такому случаю открыл ворота, а также установил шатер, в котором жаждущие могли угоститься бесплатным пивом и закусками. Что ж, если ему так хочется быть принародно побитым, это его дело. Впрочем, Б-же мой, неужели я решусь побить его? В довершение моего смятения среди группы ярко одетых субъектов, стоящих под деревьями, я заметил не что иное, как алый жилет и столь же красочную физиономию Дедалуса Тигга, ик-сквайра, пришедшего, надо полагать, проследить за судьбой своей большой ставки. Рядом с ним толпились несколько столь же неотесанных парней, дувших эль и похохатывавших.

– Ты разошелся во мнениях с завтраком, Флэши? – говорит Минн. – Ты выглядишь несколько нездоровым. Эге, твой соперник уже готов. Идем же.

Соломон был уже на лужайке, весь такой деловой в своих вельветовых брюках, спортивных туфлях и с соломенной шляпой на темной голове. Он улыбнулся мне и пожал руку, на что сливки общества вежливо захлопали, а простонародье разразилось криками и стуком кружек. Я скинул сюртук и переобулся, после чего малыш Феликс подкинул монетку. Я назвал «решку» и угадал.

– Отлично, – говорю я Соломону. – Вы отбиваете первым.

– Превосходно, – восклицает он, сверкнув зубами. – И пусть победит сильнейший!

– Так и будет, – отвечаю я и прошу подать мяч, тогда как Соломон, вот наглец, отправляется прямиком к Элспет и разыгрывает целую комедию, прося пожелать ему удачи. Он даже набрался дерзости потребовать у нее платочек, чтобы привязать к своему поясу.

– Я должен носить цвета своей дамы! – восклицает он, вызвав всеобщее веселье.

Разумеется, она пошла ему навстречу, но потом, перехватив мой взгляд, пролепетала, что я тоже должен носить ее цвета, чтобы было честно. Но другого платка у нее не нашлось, и подлюка Джуди предложила дать мне свой – и все закончилось тем, что я засунул сморкальник этой шлюхи себе за ремень, а она наблюдала за этой картиной, всласть потешаясь исподволь.

Мы вместе подошли к калитке, и Феликс поставил Соломона на позицию. Тот, не теряя времени даром, стал деловито осваиваться на площадке и настукивать ямку для биты, меня же всего трясло, пока я разминал руку. Я подметил, что играть нам предстоит на рыхлом дерне, что особых выгод мне не сулит, ибо Соломон наверняка тоже принял это в расчет. Тем лучше для него.

– Играем! – дает команду Феликс, и на лужайке воцаряется тишина. Все ждали первого броска. Соломон приготовился; я же, подтянув ремень, подал ему одну из своих фирменных – поклясться могу, он побледнел, когда мяч со свистом пролетел мимо его лодыжки и коснулся поля уже в кустарниках. Толпа завопила; я развернулся и подал снова. Он не был плохим отбивающим. Следующий мой мяч он отразил с лету, третий отбил прямо на меня, а на четвертом сорвал всеобщие аплодисменты, совершив две пробежки. «Эге, – думаю я, – и что мы тут имеем?» Я подал медленно, и Соломон запулил мяч аж в деревья, и мне пришлось продираться сквозь толпу, а он тем временем заработал пять очков. Возвращаясь к линии подач, я пыхтел и был вне себя от ярости, но встряхнулся и послал мяч по прямой, с ураганной силой; дон отскочил и перевел его за калитку. Зрители взвыли от восторга, а я стиснул зубы.

До меня начало доходить, какой поганой затеей может быть однокалиточный матч без полевых, когда тебе приходится носиться за каждым мячом. Силы расходуются, а для быстрого подающего это смерти подобно. Хуже того, отсутствие полевых означает, что некому ловить мячи сразу за шестами, а для игроков моего стиля это утрата доброй половины калиток. Приходилось самому подавать и самому подбирать, и с учетом скользкой травы и удачной работы моего соперника битой я вскоре выглядел так, будто на мне мешки таскали. Переводя дух, я подал ему медленную, а следом четыре самых быстрых, какие только мог. Первая из них чиркнула по столбу, зато три прочих дон принял молодцом, полной битой, и заработал на них пять пробежек. Зрители хлопали, как сумасшедшие, а Соломон улыбался и махал шляпой. «Ладно, – думаю, – мы еще поглядим».

Я сделал еще несколько подач – они принесли ему еще восемь осторожно набранных очков – пока не дождался удобного момента. Мяч на отскоке полетел в мою сторону, с левой руки, и я, побежав на перехват, намеренно поскользнулся и дал ему проскочить. Соломон, оставшийся на месте, при виде такого дела ринулся вперед с расчетом выгадать пробежку. «Ну держись, у-к», – думаю я и, раскорячившись у него на пути, от души заезжаю ему пяткой в колено, вроде как случайно. Он вскрикнул, но я уже несся во весь дух, подобрал мяч, сбил калитку и после обернулся, как бы посмотреть, где дон. Но я-то знал где! Соломон катался на своей жирной заднице, тетешкая колено и ругаясь по чем зря.

– Ну и дела, дружище, – говорю. – Что случилось? Поскользнулись?

– А-а-а! – стонет дон, и на этот раз на лице у него не было улыбки. – Вы сломали мне ногу, вот что!

– Как? Не может быть! О Г-ди, неужто я мог? О, мне страшно жаль, правда! Видите, я сам поскользнулся. О, Б-же правый! – говоря я, схватившись за голову. – А я еще сбил вашу калитку! Если бы я знал… я хочу сказать… Феликс, дон ведь не выбит, правда? Ведь это было бы нечестно!

Феликс заявил, что он выбит, без всякого сомнения: разве виноват Флэши в том, что поскользнулся и Соломон врезался в него? Я стал отнекиваться, что не могу, мол, воспользоваться такой случайностью, и пусть дон доиграет свой иннинг. Соломон уже поднялся, потирая колено, и стал твердить, что игра сыграна и тут ничего не поделаешь. Улыбка снова вернулась к нему, только теперь она вышла немножечко кособокая. Так мы и продолжали препираться, как полагается добрым христианам. Я рассыпался в сожалениях, настаивая разрешить ему отбивать дальше, пока Феликс не поставил точку, объявив, что Соломон вышел, и на этом все. И очень вовремя: терпение у меня заканчивалось, и я уже готов был сам обвинить дона.