Розмэри Сатклифф - Алый знак воина. Орел Девятого легиона

Земля перед ними начала все более и более вздыматься, свет угасал с каждой минутой. Ущелья и орешник были уже совсем близко, но и преследователи тоже. Бросив быстрый взгляд через плечо, Марк увидел смутное пятно, размытое сумерками, — всадников и бегущих впереди собак. Пятно неслось по открытой равнине, и передняя собака была не дальше полета стрелы.

Задыхаясь, оглушенные нарастающим шумом погони, они последним отчаянным усилием преодолели гребень еще одной гряды и, всмотревшись, различили в сумеречном свете бледную полоску ручья. До них донесся неожиданный запах, сладкий, тяжелый, похожий на мускус, и Эска не то вскрикнул, не то всхлипнул:

— Скорее вниз, к ручью, пока они не перевалили гребень. Может, там уйдем от них.

Не вполне понимая замысел Эски, но всецело доверяясь его чутью и опыту, Марк несколько раз подряд ударил пятками по ребрам лошадки, чьи бока ходили ходуном, понуждая ее к последнему рывку. Дрожа, вся в мыле, разбрасывая пену, окрашенную кровью, она ринулась вниз в последнем бешеном броске. Голова в голову они мчались по склону сквозь высокий папоротник, и с каждой минутой запах мускуса становился сильнее. Ниже, ниже, и вот они уже достигли вытоптанной ямы на берегу потока, и оттуда, вспугнутые их появлением, вырвались две рогатые, дерущиеся на бегу тени и с треском бросились вдоль лощины. Зека на ходу соскочил с лошади, и вслед за ним Марк тоже спрыгнул, вернее, свалился в яму, где минуту назад сражались за владычество два громадных самца–оленя. Рука Эски подхватила Марка, не дала упасть.

— В воду, быстро! — скомандовал он.

Лошади, освободившись от седоков, захрапели от страха и умчались в темноту.

Друзья бросились к берегу, продрались сквозь ольшаник к воде (Эска все еще поддерживал Марка, обхватив его рукой) и соскользнули в ледяной быстрый поток, как раз когда погоня вынеслась на косогор. Скорчившись под крутым берегом, они слышали, как сперва вдоль ручья с треском проскакали через бурелом испуганные лошади, и за ними устремилась вся охота. Потом она остановилась, потеряв след, собаки залились лаем, лошади преследователей затоптались на месте, послышался всплеск голосов, и беглецы пригнулись еще ниже, так что вода почти заливалась им в ноздри.

Казалось, что они уже целую вечность стоят, согнувшись, прислушиваясь к кутерьме над головой в надежде, что сумрак скроет следы их быстрого спуска через ольшаник, а собаки, идущие по следу лошадей, не отвлекутся на людей. Но в действительности прошло лишь несколько минут до того, как торжествующий клич возвестил, что охотники сообразили, в каком направлении умчались лошади. Собаки с истошным лаем бросились по горячему следу оленей или же лошадей, или тех и других. Опять раздался взрыв криков, топот, сердитое пронзительное ржанье, и вот в сбивчивом ритме рассеивающегося кошмара люди, собаки и лошади понеслись за удаляющимися тенями.

Немного подальше лощина делала поворот, и оттуда глазам беглецов, скорчившихся под берегом, открылось неясное пятно — охота, мчащаяся по сумеречной долине; дикие звуки бешеной скачки все затихали, и вот погоня исчезла, растворилась, как некие призрачные охотники в погоне за душами. Сумерки поглотили их, ночной ветер донес последний заливистый лай собаки, и все стихло. В тишине они услышали лишь крик кроншнепа да громкое биение собственных сердец.

Эска быстро выпрямился.

— Лошади пока еще несутся стрелой, — сказал он. — Без нас, да с перепуга… Но скоро их нагонят, и тогда охота повернет назад, искать нас. Чем скорее мы уйдем отсюда, тем лучше.

Марк пошарил под плащом и убедился, что орел на месте.

— Мне как–то не по себе из–за наших лошадей, — сказал он.

— Ничего плохого с ними не случится, если только они не запаленные. Собаки ведь охотничьи, их натаскивают, чтоб они преследовали и загоняли дичь, они не убивают без приказания. На нас их бы спустили, а так — зачем зря губить лошадь? У охотников это не принято. Разве что их племя не такое, как все другие племена Британии.

Говоря это, Эска шарил рукой под берегом и наконец с довольным ворчанием достал свое копье.

— Покамест пойдем по ручью, попробуем запутать след. — Он протянул руку Марку, на которую тот и оперся.

Нескончаемо долго, как им показалось, они брели по ручью против течения — то по мелководью, не глубже колена, то погружаясь по пояс в глубокую быстрину сузившегося ручья. Они вели непрерывную борьбу — с напором воды, с неустойчивым дном под ногами, со временем. Нервы их были натянуты в ожидании собачьего лая — не пропустить бы его за мягким шумом бегущей воды.

Совсем стемнело, луна спряталась за низким облаком, холмы чернели со всех сторон. Ручей начал уводить их чересчур к востоку, да и, кроме того, опасно было идти долго в одном и том же направлении. Поэтому, дойдя до узкой боковой лощины, идущей в сторону юга, они вылезли на берег, продрогшие до костей, отряхнулись, как собаки, отжали, насколько могли, мокрое платье и двинулись дальше, радуясь тому, что развязались с ледяной водой.

В скором времени они преодолели крутизну, спустились в еще одно ущелье, поросшее орешником и рябиной, где каскадами по крутому спуску падал еще один ручей, белея в темноте. Собственно, шум бегущей воды сопровождал их повсюду. Наконец, оступившись, они бухнулись в яму, образовавшуюся в результате оползня во время дождя, и остались там, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, перевести дух и рассмотреть свое положение.

Та немногая пища, что у них оставалась, исчезла вместе с лошадьми, и дальше им предстояло шагать на голодный желудок. Задерживаться по дороге и ставить ловушки они не смели. Им оставалось, по крайней мере, два полных перехода до ближайшей стоянки на Валу, и покрыть это расстояние они должны были пешком, по незнакомой местности, зная, что по их следу мчится погоня. Словом, перспективы были не слишком отрадные.

Марк сидел и растирал себе ногу, которая болела невыносимо, и смотрел на белевшую воду и темную гущу орешника. Его угнетало сознание, что за ними охотятся, и он знал, что Эска чувствует то же самое. Все вокруг казалось враждебным, угрожающим, как будто не только люди, но и вся местность поднялась на охоту и черные холмы обступили свою добычу. И однако именно природа оказала им сегодня дружескую помощь, напомнил себе Марк, послав в самый острый момент двух дерущихся оленей.

Они посидели молча еще немножко, используя до конца короткую передышку, но тянуть дольше было опасно, следовало отойти как можно дальше от воды и отыскать до рассвета более надежное укрытие.

Марк вздохнул и начал было приподниматься, как вдруг Эска насторожился; Марк тоже расслышал за мягким плеском ручья, как кто–то или что–то движется вдоль берега. Марк съежился и застыл, прислушиваясь; звуки приближались, неясная смесь звуков — шуршание и треск сучьев, движение не то одного человека, не то нескольких. Шум становился все громче, беглецы вжались в дно ямы, что–то надвигалось прямо на них, и Марк, вглядевшись сквозь свешивающиеся ветви рябины и орешника, увидел одно белесое и одно темное пятно. Вот уж никак не думал он увидеть здесь нечто, столь неожиданно домашнее: человека, ведущего корову.