Юлия Галанина - Аквитанки

Держа в одной руке факел, а в другой прохладную узкую ладонь Жанны, он встал во главе парной колонны.

Заиграла музыка. Скользящими шагами танцующие двинулись по залу. Де Риберак закрутил первую фигуру и в задних парах раздался женский смех: теперь все следили, как дамы управляются со своими хвостами – ведь высший шик танца дамы состоял в том, чтобы на поворотах красиво закруглить шлейф, не отрывая его от плит пола. Именно в этом танце проверялось, кто настоящая дама, а кто так себе, тщеславная выскочка.

Чутким ухом де Риберак уловил, как подкупленные им музыканты стали играть все быстрей, и в такт музыке ускорил шаг. Ведя танцоров очередным кругом по залу, он начал делать повороты, заворачивая колонну то вправо, то влево. Смех стих. Теперь дамам требовалось все умение, чтобы подчинить своим движениям непокорный край платья. Несколько шлейфов оторвалось от пола к великому стыду их хозяек.

Труднее всего, и это все знали, приходилось Жанне: ведь ее графский шлейф был самым длинным, и управлять шестью локтями весомой неодушевленной ткани было ничуть не легче, чем боевым бронированным, но все–таки живым конем.

Вошедший в раж де Риберак начал закладывать такие виражи, что половина дам окончательно потеряла связь со своими взлетающими над полом хвостами. Но Жанна, как ни в чем не бывало, продолжала танец, с большим искусством управляя тяжелым шлейфом и опять, как на турнире, насмешливо улыбалась. С каждым поворотом улыбка становилась все ехидней и, наконец, она сказала:

– Не нервничайте так, дорогой барон. А то наш басданс с факелами превратится в галоп. И не старайтесь зря: мой шлейф от пола не оторвется. Ведите–ка нас во двор, а то уже скучно восьмой круг здесь топтаться.

Де Риберак уже понял, что испытание Жанна выдержала и дальше он, действительно, становится смешным, и вывел колонну во двор. Музыканты сбавили темп, и напряжение танцующих спало. Опять всем стало весело, и под дружный хохот огненная змейка долго кружила под звездным небом по дворикам и закоулкам замка.

Вместе с рассветом, по утренней бодрящей прохладе фургон бродячих актеров покинул гостеприимный замок.

– Побродим по Пуату [19] Пуату – провинция во Франции, к северу от Гиени. Столица – город Пуатье. , а там, глядишь, и опять пойдем по Луаре колесить, – решила труппа.

Франсуа сидел на задке повозке в обнимку со своей лысой Нинеттой, а камеристки гурьбой шли рядом с медленно катящимся фургоном, провожая полюбившегося им балагура.

– Эх, красотки! – вздохнул Франсуа. – Если не мой беспокойный характер, я бы остался в вашем благословенном краю. Попивал бы чудесные бордосские вина и любил бы вас на сеновале.

– Надорвался бы, дружок! – расхохотались девушки. – Обещался, обещался все свое умение показать, да так и не собрался! Знать, на ярмарке толстые тетки были слаще, чем мы? Хвастун ты, Франсуа!

– Но, но! Сударыни, только нерасположение к моей персоне всесильных звезд помешало мне проявить всю свою прыть! – отбивался фокусник. – Да и вы, прямо сказать, своим адским трудолюбием не располагали к любовным утехам: хорошо любить девицу, бездельничавшую весь день, тогда она способна достойно ответить на мой безудержный пыл!

– Да ладно, не заливай! Возьми–ка лучше свеженького! – девушки совали Франсуа припасы на дорожку. – Все–таки ваше ремесло хоть и веселое, но уж больно ненадежное и опасное. Мало ли лихих людей на дорогах?

Сложив подарки из девичьих корзинок в объемистый холщовый мешок, Франсуа простроил среди россыпей пожитков сонную Нинетту и спрыгнул с фургона.

– Ну все, – объявил он. – Будем целоваться, а то вам обратно пора. Боже мой, ну почему я не петух и у меня нет такой красивой стайки разноцветных курочек?!

Девушки с визгом и хохотом колотили его по спине корзинками, вырываясь из цепких объятий. Не обойдя никого вниманием, Франсуа попрощался с каждой и, напоследок, дополнительно чмокнул Жаккетту в нос:

– Прощай, моя маленькая аквитаночка! Если мои зоркие глаза опять увидят твою сдобную фигурку, то обязательно расскажу тебе секрет оживления Нинетты!

* * *

Чуть попозже начали отъезжать гости благородных кровей.

Первым покинувшим почти родной для себя кров был экс–паж Робер.

За годы пребывания под теплым крылышком семейства де Монпеза¢ он обзавелся солидными пожитками, и теперь слуги укрепляли на задке и крыше экипажа многочисленные сундуки и дорожные мешки.

Сама графиня, неприступная в холодном величии, с материнской заботой в голосе напутствовала отставного любовника:

– Дорогой Робер! Увы…, но годы твоей юности позади и тебя теперь ждет путь взрослого мужчины. Я, как о родном ребенке, заботилась о тебе, но дети улетают из родительских гнезд. Разумно распоряжайся отцовской землей, так как ее мало и будь дворянином в любой ситуации. Удачи тебе…

Робер с кислой миной слушал напутствия графини и думал, что этот мир мерзок, несправедлив и жесток. А он–то отдал этой старой козе свои лучшие годы!

Гости и слуги из всех щелей смотрели на такое диво, и многие непосвященные искренне недоумевали, почему это красавчика, цепко державшегося за графинин подол, выпинывают в большой мир.

* * *

А дело было так.

Во время бала мадам Изабелла, разъяренная новостями баронессы, не успокоилась и после принятия большой дозы подогретого вина с пряностями. Распирающий душу гнев требовал какого–то иного выхода и тут на глаза графине попался Робер.

Топчась у закрытых дверей спальни в ту ночь, паж умудрился простудиться и на несколько дней слег в постель, ни сном, ни духом не ведая, какие тучи над ним сгустились.

К балу он малость оклемался, облачился в свое лучшее ми–парти [20] Ми–парти – двуцветная одежда, разделение цветов по вертикали. Классический пример ми–парти – знаменитые средневековые обтягивающие штаны–чулки, одна штанина красная, другая белая. , и выполз на люди с твердым намерением потребовать у графини объяснений по поводу этого неслыханного инцидента, но сначала хорошенько ее проучить, оказывая внимание хорошеньким девушкам и тем самым вознаградить себя за тяжкий постельный труд.

Увидев, как разноцветные коленки Робера глубоко утонули в пышной юбке молоденькой девушки из окружения Бланш де Нешатель, с которой он уединился в укромной нише, графиня взбеленилась, как хороший андалузский бык.

Она встала позади увлекшейся парочки, чуть не пуская пар из раздутых ноздрей. Если бы глупый паж имел глаза на спине, он бы понял, что судьба его решена окончательно и бесповоротно.

Когда же он все–таки обернулся, мадам Изабелла ласково поздравила его с выздоровлением и сообщила, что огорчена его решением завтра уехать домой, но понимает его чувства, раз он хочет получить шпоры, как и подобает мужчине и стыдится в таком возрасте оставаться пажом.