Борис Корниенко - Варяжская сага

Воинство разразилось громкими криками. Все переживали за Оддгейра и желали ему победы, но и Снорре славно сражался. Их поединок был достоин того, чтобы о нем сложили песню. Но это было еще не все. Из восьми человек, вызванных Оддгейром, двое оставались в живых, и Ансгар с горечью понимал, что его друг обречен. Оддгейр дважды был ранен в левую руку, истекал кровью и еле держал щит. Вынув из ножен свой меч, к нему было двинулся Мане, но Кнут остановил его:

– Я сам.

Шрам на лбу Кнута стал темно-сиреневым, усы и борода вокруг рта от дыхания покрылись мелкими сосульками. В его ледяном взгляде, во всем его облике читалась холодная решимость покончить с человеком, который истребил его десяток. Оддгейр тяжело дышал, и его мощная грудь с шумом выдавливала из легких густые клубы пара. Под ноги ему капала кровь. Но он твердо стоял на ногах, крепко держал в руке меч и был готов снова сражаться.

Сняв теплую меховую шапку и надев шлем, Кнут с тяжелой двойной секирой в руках пошел на Оддгейра. Чудовищной силы удар обрушился на щит, и щепки полетели в разные стороны. За ним последовал следующий, потом еще и еще. Кнут знал, что делал – вместе с кровью Оддгейр стремительно терял силы, и ему все труднее становилось подставлять щит. Левая рука вот-вот должна была совсем отказать, и тогда очередной удар разрубил бы Оддгейра. Но даже если бы он нашел в себе силы отбиваться достаточно долго, щит все равно скоро должен был развалиться. Поэтому Кнут размеренно, не спеша, словно забивал гвозди гигантским молотком, наносил удар за ударом. Они были такой силы, что Оддгейр едва не падал на колени. Понимая, что если так пойдет дальше, он обречен на гибель, Оддгейр пересилил себя и, когда Кнут в очередной раз размахнулся секирой, неожиданно бросился на него и вогнал ему меч в левый бок. Одновременно секира ударила Оддгейра древком, так что лезвие оказалось у него за спиной. Уже раненный, Кнут резко дернул секиру на себя, и ее нижний острый край врезался Оддгейру в спину. Кнут дернул еще раз и вырвал вместе с лезвием кусок мяса. Оддгейр зарычал от боли, но тут же нанес еще один удар. Его меч обрушился на голову врага. Шлем Кнута выдержал, но от удара он потерял равновесие и выронил секиру. Тогда Оддгейр набросился на него и, падая сам, завалил его в снег.

– Оддгейр! Осторожно! – это закричал Ансгар, он увидел, как Кнут потянулся к засапожному ножу. Но Оддгейр этого не заметил и, сидя на груди поверженного противника, готовился прикончить его. Нож вошел ему под ребра, и с губ Оддгейра сорвался короткий приглушенный крик, но он все же вонзил свой меч Кнуту в горло.

По толпе пошел было гул, но скоро все замолчали. Тишина повисла над полем. Семеро данов пали от руки Оддгейра, но сам он был смертельно ранен. Тяжело поднявшись, он вырвал торчавший в боку нож. Снег вокруг давно покраснел, и Оддгейр стоял в луже собственной крови. Он пошатывался, лицо его было исполнено боли, которую он едва сдерживал, чтобы не застонать. Сердце Ансгара сжалось, и, глядя на своего умирающего друга, он шептал себе: «Нет! Нет! Нет!» На плечо ему легла тяжелая рука брата, и Ансгар понял, что нельзя своей слабостью осквернять великий подвиг воина, который уже видит низринувшихся к нему валькирий.

– Не сумел! – прохрипел Оддгейр. – Не сумел исполнить своей клятвы! Остался один из них жив.

Он указал пальцем на Мане:

– Друзья! Братья! Знаю, вы слышите меня! Довершите мое дело! Убейте его!

Мане затравленно посмотрел на окружающих. Оддгейр же закатил глаза, смежил веки, ноги его подкосились, и он упал навзничь. Все собравшиеся в круг воины и ярлы были потрясены увиденным. Жажда мести вкупе с самоотверженностью, заставившие Оддгейра отдать жизнь, чтобы забрать с собой своих врагов, нашли живой отклик в сердцах людей. Еще не были преданы огню ни он, ни семеро поверженных им данов, еще не сказано было ни слова, но имя Оддгейра уже стало легендой, его смерть была увенчана честью и славой. Однако же все услышали его призыв и постепенно один за другим стали обращать свои взоры на Мане. Ему явно было не по себе от такого внимания, но он сдвинул свои бесцветные брови и положил руку на рукоять меча, готовясь достойно встретить свою судьбу.

– Кто следующий? – громко спросил Хельги.

Со всех сторон послышались крики. Многие хотели исполнить последнюю волю Оддгейра. Но тут раздался старческий голос Фроди:

– Довольно! Сегодня кровь больше не прольется! Девять воинов сопроводят нашего конунга в Вальхаллу, больше не нужно, чтобы не нарушить священное число.

– Голова Модольфа не в счет! – снова заявил о себе неугомонный Крук.

Мохнатые брови Фроди нахмурились, и он повторил:

– Довольно!

Ансгар думал, что сейчас свое слово скажет Хельги, но он промолчал, а больше никто не присоединился к Круку, и тому пришлось отступиться.

– Поднимите их! – указал Фроди на павших.

Ярлы вознесли их одного за другим на драккар и усадили вдоль бортов по четыре с каждой стороны. Как странно! Оддгейр так ненавидел этих данов, а теперь вместе с ними обратится в прах, чтобы стать эйнхериями. Наверно, и там каждый день они будут убивать друг друга, а потом пить мед и есть мясо.

– Пора! – сказал Фроди, и ему подали факел. Он подошел к костру и поднес огонь к дереву. Словно нехотя, переползло пламя и тут же едва не погасло, но потом разгорелось и стало стремительно подниматься вверх. Бергтор, Адальмунд и Йоар сделали то же самое с трех других сторон.

Никогда прежде Ансгар не видел таких костров. Пламя быстро добралось до драккара и очень скоро полностью охватило его. Оно гудело и трещало, выбрасывая искры в черное небо. Его языки поднимались выше вершин самых высоких деревьев, а свет, разгоняя тьму, стремительно сгущавшуюся в завершение короткого зимнего дня, должно быть, виднелся на многие мили вокруг. Жар шел такой, что люди волей-неволей принуждены были отойти подальше. До ноздрей Ансгара донесся запах жареного мяса.

За стенами дворца выла вьюга. Ее ледяные щупальца просачивались сквозь щели и жадно искали себе жертву. Холод струился вдоль стен, стелился по полу, висел в воздухе, делая его плотным и колючим. Людям собраться бы всем вместе в пиршественной зале, развести огонь, выпить браги и спеть согревающую душу песню. Но во дворце было тихо и тягостно. Его хозяин вместе с женой уже покинули Мидгард, маленького Ингвара взял под свой присмотр Асмунд. Охранять было некого. Хельги после обряда снова куда-то запропастился, но, увидев его, Свен уже не считал себя предводителем стражи и никаких команд не отдал. Воины небольшими кучками забились по разным углам и, ежась от холода, тихо переговаривались.

Ансгар с братом и друзьями долго молча сидели при слабом свете лучины. Каждый по-своему переживал гибель Оддгейра. Наконец, Ульвар наполнил брагой большой рог и отпил. Затем каждый сделал по глотку, после чего рог вернулся в руки Ульвара. В нем еще оставалось немного браги, которую Ульвар вылил на пол в память о друге.