Джон Биггинс - А завтра — весь мир!

— Как по мне, это ужасная сделка.

— Это потому что ты мужчина, ну, почти, и притом шикарный. Для девушки типа меня это единственный способ вырваться. Если честно, жизнь в Кржеминиках была бы гораздо хуже, какой-нибудь вонючий крестьянин пользовал бы меня как корову и брюхатил детьми каждый год, а затем, через девять месяцев, ожидал, что я буду таскать воду ведрами из деревенской водокачки по грязи.

— А как же деградация, риск заболевания...

— Заболевания? Половина жителей нашей деревни умерла в прошлом году от тифа, и они так же мертвы, как если бы умерли от сифилиса, но при этом еще и заработав немного денег.

— И неопределенность...

— Не говори мне о неопределенности, единственная определенность, которую я имела в Галиции — судьба дерьмового бедняка до конца жизни. Нет, здесь мне не нужно ходить с сосульками, полгода свисающими с задницы, здесь есть вино и симпатичные платья, а некоторые клиенты весьма неплохи, иногда они делают мне подарки... — Она захихикала. — Есть один кофейный плантатор, на которого я положила глаз. Кажется, я ему нравлюсь, в любом случае, он продолжает заходить. Я думаю, что могла бы выйти за него замуж и стать респектабельной дамой, ходить на мессу в черной мантилье и открыть благотворительное общество для падших женщин. Я могла бы даже разбогатеть и вернуться однажды в Вену как графиня. Короче... — она повернулась ко мне, — не думаю, что ты пришел сюда говорить о деловой части, так что давай перейдем к действиям...

Она легла на кушетку и задрала юбку. Я в отчаянии оглянулся на дверь. Она заметила это и улыбнулась.

— Первый раз?

Я мрачно кивнул.

— Ну что же ты не сказал, глупыш, дай я тебе помогу.

Штефка Одржутик из деревни Кржеминики в восточной Галиции была по-деловому любезна.

Как и можно было ожидать от шестнадцатилетнего юноши в первый раз, процесс закончился чуть ли не раньше, чем начался, и я лежал, задыхающийся и смущенный рядом с ней, как выброшенная на берег рыба, пока она гладила меня по голове.

Стояло утро, клиентов еще мало, и она смогла выделить чуть больше времени, чем обычно в своем напряженном рабочем графике. Затем помогла мне одеться, вытолкнула на лестничную площадку, пожелала удачи и поцеловала на прощание.

Линиеншиффслейтенант Залески ждал, прислонившись к балюстраде. Сложив руки на груди, он вопросительно смотрел на меня полуприкрытыми черными глазами. Я покраснел, щеки залила пунцовая краска. Будучи выходцем из приличной буржуазной семьи, проведя детство в маленьком провинциальном городке, я, откровенно говоря, не привык к такому практичному отношению к внебрачным половым связям.

— Ну, как она, хороша?

— Я... эээ... разрешите доложить, герр шиффслейтенант, да.

Он слегка улыбнулся.

— Хорошая девочка Штефка, я знал, что она вам понравится. Ладно, нам нужно идти.

Я застыл. Руки в карманах. Внезапно меня настигла страшная мысль: у меня с собой нет и медного фартинга. Ужасные видения пронеслись перед моими глазами, ссора на иностранном языке с мадам внизу, вызвана морская полиция, меня под конвоем выводят и бросают в корабельную тюрьму, рапорт капитана и пожизненная отметка в моем служебном деле, возможно даже сообщение моим родителям, «приговорен к четырем дням заключения после ссоры в местном борделе. Арестован после того, как пытался уйти, не заплатив за услуги».

— Герр шиффслейтенант, разрешите доложить, что...

Залески снисходительно улыбнулся. Казалось, он точно знал, что у меня на уме.

— О, не беспокойтесь об этом, Прохазка. Я уже заплатил.

— Но герр шиффслейтенант... Как я могу возместить вам?..

— Не берите в голову. Это подарок на день рождения.

— Герр шиффслейтенант, разрешите доложить, что мой день рождения в апреле.

— Я знаю, но так уж случилось, что сегодня мой день рождения. Так или иначе, смотрите на это с точки зрения заботы о здоровье. Накопление семенной жидкости в течение долгого времени заставляет ее подниматься в мозг и затмевает человеческие способности к мышлению. Это научно доказанный факт.

Мы вернулись обратно на корабль: одно заявление получено, один комплект одежды возвращен, одна девственность потеряна. Я чувствовал себя странно еще некоторое время. К страху подхватить что-нибудь неприятное примешивалось смутное ощущение, что все прошло как-то неправильно, небеса должны были распахнуться и заиграть фанфары. Но я полагаю, все ощущают такое. Что касается Штефки Орджутик, то не имею ни малейшего понятия, что с ней стало.

Надеюсь, она вышла замуж за своего кофейного плантатора. Думаю, скорее всего ее ждала нищенская могила, куда она попала, измученная болезнями и тяжким трудом, но в Бразилии ей хотя бы не пришлось пережить две мировые войны, прокатившиеся по Польше безумным паровым катком.

Я знал ее всего пятнадцать минут, но память о ней до сих пор со мной, ее смелость и энергичность, и то как она сумела привнести чуть больше человечности в свою не слишком аппетитную профессию.

Похороны состоялись после обеда и стали, по общему мнению, одним из грандиознейших зрелищ, случившихся в городе Пернамбуку. Все население наблюдало за движением кортежа от причала к кладбищу аббатства на материке.

Мы позаимствовали орудийный лафет в местном гарнизоне, но всё остальные сделали сами: корабельный оркестр, безукоризненный отряд моряков, медленно марширующих за лафетом с перевернутыми винтовками, бархатная подушка с пришпиленными наградами Славеца поверх накрытого флагом гроба, его двууголка и сабля, покоящиеся рядом.

Получилось то, что венцы называют ein schone Leiche, «прекрасные похороны», и местные высоко оценили их, даже не являясь знатоками похоронной пышности.

Погода подпортила эффект на обратном пути с кладбища, когда небеса лопнули и низвергли проливной дождь. Когда мы достигли набережной, дренажная система нижнего города не выдержала и фонтаны сточных вод хлынули из колодцев и люков, мягко испаряясь на солнышке после того, как небо очистилось.

Судовой врач объявил тревогу и приказал всем срочно вернуться на борт, опасаясь вспышки тифа или даже холеры. Линиеншиффслейтенант Залески, Гаусс и я стояли на набережной, наблюдая за тем, чтобы никто не остался на берегу. Нам пришлось ждать отдельную гичку, потому что последняя лодка была перегружена и не могла взять нас на борт.

— Лучше выпить и перекусить, пока мы ждем,— сказал Залески, — завтра мы отплываем в Кейптаун, так что впереди у нас месяц на солонине и сухарях. Давайте, молодежь, поешьте чего-нибудь приличного, пока есть возможность.

Мы вняли его совету и составили ему компанию в баре на набережной, где он знал хозяина.

Там мы с Гауссом вкушали охлажденный кофе и напиток из рома и кокоса, который нам рекомендовали, а я попробовал восхитительные маленькие канапе с рыбой, предложенные хозяином, «сальгадиньос» или типа того. Наконец, прибыла гичка, и мы вернулись на борт, попрощавшись с Пернамбуку.