Алексей Соловьев - Спецназ князя Дмитрия

– Добрый день, княже!! – первым подал голос московский боярин.

Он повел глазами по сторонам и вдруг увидел сарайского знакомого. Татарский нойон Серкан-бей, с коим доводилось встречаться еще в ордынской столице, с интересом наблюдал за новым действующим лицом.

– О! – воскликнул Василий Кирдяпа. – Остатняя птичка сама в клетку залетела! А ну, братцы, тащите его ко всем остатним!

– Князь, ты не отменишь этого приказа?! – громко крикнул Иван.

Дмитрий явно замялся. Его обычная двуликость и нерешительность проявились здесь более чем наяву. Сын вновь взял инициативу в свои руки:

– В железа его, я сказал!!! Отец, очнись, ты уже снова великий князь!! В твоей воле жизни этих московских холуев!!

Прежде чем ратники Василия достигли его, Иван успел крикнуть:

– Серкан-бей!! На твоих глазах те, кому ты привез ярлык, надругались над одним из главных заветов великого Чингисххана!! ПОСОЛ НЕПРИКАСАЕМ!!! Ты хочешь, чтобы степь узнала, что хан Азиз этот завет не чтит?

– Вы завтра же будете кормить псов на заднем дворе, и об этом никто не узнает! – озлобленно огрызнулся Василий.

– Он ошибается, Серкан-бей! Честью своей клянусь! Четверо моих слуг по разным дорогам спешат довести эту весть до великого князя Владимирского! Если наши головы останутся на корм собакам князя Дмитрия, коему не благоволит сам Мамай, – хорошо ли это будет для Азиза?!

Иван выкрикивал все это на татарском, справедливо полагая, что люди Василия могут впоследствии исказить перевод его слов. По осуровевшему лицу нойона он понял, что усилия были не напрасны.

– Они действительно послы? – повернул лицо к Дмитрию нойон. Князь замялся, затем лишь потерянно кивнул головой. Василий Кирдяпа, желая смягчить ситуацию, закричал:

– Они – люди Мамая!! Мамай – враг Азиз-хана!! Неужели ты хочешь принять их сторону, Серкан-бей?! Я напишу об этом великому хану!!

Невозможно описать то выражение, что легло на лицо татарского нойона. Он вначале скривился, затем вытащил из тороков плеть, доехал до княжеского сына и сплеча стеганул того по лицу. Кирдяпа успел прикрыться локтем.

– Я передаю тебе ярлык великого Азиза, князь! – раздельно, почти по слогам сказал по-русски Серкан. – Садись на стол, если можешь! Я также передам моему господину все, что увидел в твоем стольном городе. Стол и меда хмельного мне и моим нукерам, завтра мы отъезжаем обратно!

С невозмутимым спокойствием татарин повернулся и проследовал к коновязи. Слуга поспешно поддержал его при сходе на землю, привязал узду к слеге и вынул изо рта удила. Суздальцы потерянно молчали.

– Отведите его к тем, – произнес наконец Дмитрий. – Железа не накладывать…

Трое дюжих ратных подскочили к Ивану, заломили руки и повлекли к крутым каменным ступенькам, ведущим под основание башни Рождественского собора. К неожиданной своей радости, московит не ощутил при этом особой боли: суздальцы выполняли службу без особого рвения!

– Стоять! – раздался вдруг за спиной властный голос.

Василий Кирдяпа догнал пленника, схватил его за седые волосы и рывком поднял голову вверх. Бешеные зрачки ввинтились в красные, в старческих прожилках, глаза.

– Не знаю, какая вошь укусит в очередной раз батюшку, но тебя, пес смердючий, я лично вот этой рукою располовиню!!! Пусть только узкоглазые со двора съедут, сам в подвал спущусь!!

Кирдяпа бешено плюнул в лицо Ивана и отрывисто бросил:

– Заковать!!!

– Но ваш батюшка велел… – осмелился было напомнить один из гридней.

– Заковать, пес!! Плевал я на своего трусливого отца!!

Спустя пятнадцать минут, гремя ржавыми оковами, Иван воссоединился со своими знакомцами-московитами.

Встреча для многих была явно неожиданна. Иван Вельяминов приподнялся на локте, всмотрелся в лицо втолкнутого в каменный мешок и удивленно присвистнул:

– Федоров?! А я думал, ты умнее! Пошто сам в пасть кирдяповскую сунулся? Ты ж должен сейчас в Москву во весь опор скакать, чтоб наши головы отсюда вытащить!

– Скачут, Иван Васильевич, скачут! Скакать – не хитрое дело. Лишь бы только коней сдуру раньше времени не заморили.

– Кто скачет?

– Гридни князевы, Овдоким и Сергий.

– А ты чего не поберегся? – теперь уже совершенно иным голосом вопросил сын московского тысяцкого.

– Кто б тогда Дмитрию Константиновичу повестил, что подлость евонная не осталась безликой и безгласною? – натянуто-спокойно ответил Иван. – Тут еще, на счастье, кили-чей татарский знакомцем оказался. Завтра со своими нукерами обратно в Сарай подаваться решил. Что в татарах я ценю, Иван Васильевич, так это верность своим традициям! Как узнал, что суздальцы послов, стойно мужиков пьяных, в поруб затолкали силою – сразу в лице изменился! Мыслю, теперь и Кстинычу будет над чем подумать, прежде чем на плаху наши головы класть!

Внимавший до этого словам Федорова молча, Тимофей Васильевич подал голос:

– Иди сюда, Иван! Переспим это дело, утро вечера мудренее.

Уже когда хозяин русского подворья прилег рядом на пук свежей ржаной соломы, Вельяминов шепнул:

– Мыслишь – донесут нужную весть орелики?

– Донесут, боярин! Парни сметливые. Хотя бы один, но доскачет до князевых людей.

– Ну, тогда и нам в тоску впадать грех. Поглядим, как суздальцы далее запоют. Коли вылезем отсюда невережеными, Иван, сам перед князем просить буду, чтоб наградил тебя достойно!

– Полно, боярин! Оно, конечно, милость князева завсегда приятна. Но ведь с собою на небеса злато-серебро не захватишь, тяжело оно. А на земле и того, что уже имею, на мой и Федькин век хватит, коли Москва сильна будет и земли свои ворогам зорить не позволит.

Усталость, скорее нервная, чем физическая, все более овладевала Иваном. Подбив соломы под голову, он поднял воротник ферязи, запахнулся поплотнее и быстро погрузился в чуткий, но столь желанный сон. И снилось ему, будто въезжает в ставший родным Митин Починок на свежем игривом коне, а у первой же избы встречают его сын Федя и любимый не менее родного сына, уже ушедший служить вечную службу Господу, Андрей-Симон.

Двое суток москвичи пребывали в тягучем неведении. Им давали пищу и питье, им выносили ночные посудины, но суздальцы делали это молча, не откликаясь на вопросы полоняников. А все лишь потому, что там, наверху, уже долгое время длилась котора между отцом и сыном!

– Ты совсем поглупел, отец! Стал не князем, а трусом!! – кричал потерявший над собою контроль Василий. – У тебя на руках ханский ярлык, а ты не решаешься занять свое законное место!!

Дмитрий застыл с кубком в руке, а затем в ярости выплеснул недопитый мед в лицо сына.

– Заткнись, щенок!!! Что ты понимаешь? Я уже дважды имел ярлык и дважды досыта испил чашу своего позора!!! У московского Дмитрия тоже есть такой фирман!!!