Алексей Соловьев - Спецназ князя Дмитрия

– Твой выдан ханом, сидящим в Сарае!! Великим ханом!

– Если б он еще подкрепил его хотя бы парой туменов. Он бы для меня действительно стал великим! Алексий ведь меня просто не допустит до Владимира! Понимаешь ли это?

– Москва ослабла, у них мор ратных поубавил, – уже менее нервно ответил Кирдяпа.

– А у нас что, на погостах крестов не прибавилось? Ты выдь, проедь по дворам, в соседние села загляни! Попы не успевают мертвых отпевать!

Наступила короткая пауза. Князь глубоко вздохнул и вновь наполнил свою чашу. Василий с некоторой опаской глянул на питие.

– Давай я до Бориса доскачу, уболтаю его. Тогда можно будет и Ольгерда о помощи просить, – предложил сын.

– Борис не дурак. Ему нужно мое обещание, что Нижний останется в его власти. Но такое же обещание даст ему и Алексий! Брат бросил меня в последний раз, отчего ж ему этого не сделать снова? Борьке выгоднее остаться под Москвою и платить Мамаю уменьшенный выход, чем, в случае моей победы, отдавать дать, словно Джанибеку. Это же касается и прочих князей. А Ольгерд… Ольгерд потребует за помощь изрядный кус западных земель. Над чем же я княжить стану, коль великий стол займу? Русь собирать надобно, а ты мне дробить ее предлагаешь! Не подумал, что после тот же Ольгерд нас со всеми остатними потрохами и заглотит?

– Значит… подпишешь Мамаеву грамоту? Согласишься, что великий стол стал вотчиною московитов? – горько вымолвил Василий.

Он сел за стол, запустил пальцы в лохматые кудри и вдруг с размаху саданул кулаком по столу.

– Но я не могу, не хочу этого допустить!!! Я сам когда-нибудь во Владимире сесть хочу!!!

Дмитрий с легкой усмешкой глянул на сына. Ответил не сразу:

– Надеюсь, ты станешь удельным князем после моей смерти? Вот тогда и борись за Владимир, коли прыти не поумеришь к тому времени. На Руси давно уже лествичное право похерили, еще со времен Юрия Даниловича Московского! Есть ум и силы, поддержит тебя земля – борись и садись. А ярлык… ярлык ты теперь в Орде завсегда получишь, было б чем за него заплатить!

Последнюю фразу Дмитрий произнес с нескрываемым презрением. И действительно, к тому времени Золотая Орда стала чем-то вроде продажной девки, за серебро готовой как угодно потешить платящего. Правда, норовистой девки, за спиной которой все еще оставалась Степь с ее десятками тысяч готовых сесть в седло кочевников…

Василий бешено глянул на отца, налил себе хмельного, в несколько глотков опустошил чашу.

– Я буду мстить Дмитрию до конца дней своих, – сквозь зубы выдавил он. – Каждому московиту буду мстить!!!

– Дмитрий может стать твоим зятем, не забыл? И тогда будешь его ненавидеть?

– Всегда!!!

– Ну, тогда запомни слова мои, Васька!! – медленно, но явно с закипающей злостью в душе произнес Дмитрий. – Коли ты будешь мне при жизни моей под ногами мешаться, с Москвой пытаться меня схлестнуть – выгоню из княжества вон!! Доживай тогда свой век изгоем!

Отец шагнул было к двери, но словно споткнулся:

– Да, коли с теми, что в порубе сидят, случится неладное, – тебя самого к стене на цепь прикую! Все, нету больше об княжении великом разговора! Я все решил!!

Хлопнув дверью, он не мог видеть, как сын показал ему вслед здоровенную злобную фигу.

(Забегая вперед, скажем, что Василий Кирдяпа так и не смирил своей ярости. Во многом именно благодаря ему, его лживой клятве, подтвержденной целованием креста, Москва пятнадцать лет спустя раскрыла перед Тохтамышем ворота, обрекая сама себя на вырезание и гибель в пожаре…)

Поднявшись в свою горницу, Дмитрий немного успокоился, затем велел привести к себе Тимофея Вельяминова. Когда боярин преступил порог и встал перед сидящим на скамье князем, тот тоже поднялся на ноги.

– Забудем все, что меж нами за эти два дня было, Тимофей Васильевич. На вот, держи, передашь это Дмитрию Ивановичу. Заодно и мой поклон низкий, и желание звать его отныне и навеки старшим братом!

Москвич развернул свиток, хотя уже и без этого догадался, что увидит. Пробежался глазами по ханскому ярлыку.

– Спасибо, Дмитрий Константинович. Рад, что все так кончается. А давешнее… что ж, мало ли что меж соседями случается? Все помнить – головы не хватит.

– Присядь, Тимофей Васильевич, испей чашу.

По зову князя стряпчий быстро внес кувшин с вином и легких закусок. Вельяминов с поклоном принял кубок, выпил его до дна и утер бороду.

– А что мне еще великому князю передать? – неторопливо произнес он.

– Скажи, что я ждать буду обещанного мне Нижнего. Потом в свой черед Москву навещу, грамотку Абдулову подпишу. Ну, а потом… пусть сватов князь присылает!! Сыром кормить их не стану точно!! [1]

Князь облегченно рассмеялся, чувствуя, как с этой беседой все больше и больше его покидает нервное напряжение последней недели. Решение было принято и прозвучало, мосты за собою окончательно сожжены.

– Помойтесь ноне в баньке, гости дорогие. Трапезу добрую примите. А завтра после заутрени можете отъезжать с Богом. Дадите знать, когда против Борьки ратных своих готовить, я не умедлю.

Солнце уже высоко стояло над ломаной линией горизонта Ополья, когда небольшой отряд москвичей выехал из ворот Суздаля. У крыльца терема их проводили ближние князя, сам он попрощался лишь с двумя Вельяминовыми за закрытыми дверями. Пьянящий воздух вновь обретенной свободы хмелил, как и вчера, когда они дружной толпою поднялись по ступеням узилища. Застоявшиеся кони сами перешли на рысь, грациозно выбрасывая вперед ноги. Радостно светились лица, некоторые дружинники даже, балуясь, подкидывали по-монгольски вверх короткие копья-сулицы и ловили их. Лишь один Иван был странно мрачен. Это не могло не укрыться от взора Тимофея Васильевича.

– Что смурной, Федоров? Аль темница суздальская по нраву пришлась, покидать неохота было?

– Тут другое, боярин! Не могу из памяти лик Кирдяпы изгнать!

– При чем тут Васька? – удивился Вельяминов.

– Грозился он меня невереженым из города не выпустить.

– Так выпустил же?!

– То-то и оно! Не похоже это на Василия. Я видел, как он на меня смотрел при отъезде. Глазами б загрыз, коли возможно сие было!

– Ну, он на всех так, поди, смотрел, – хмыкнул Тимофей Васильевич. – Небось насолили мы ему под хвост знатно. Зря в Орду мотался, ярлык я в своей суме в Москву везу.

– То-то и важно, что насолили. Боюсь, не захочет он просто так это заглотить. Приказал бы всем брони вздеть, Тимофей Васильевич?

Вельяминов окинул взором окрестности, глянул на безоблачное небо. Представил на плечах тяжесть кольчуги и надетого под нее зипуна. Потом ведь можно изойти до Владимира!

– Не пори ерунды, Федоров! – зазвучал металл в голосе старшего. – Не осмелится Дмитрий.