Вячеслав Софронов - Непоборимый Мирович

Когда Мирович и Калиновский проснулись, то солдат в доме уже не было. Зато на своем месте, словно и не ложился вовсе, спокойно сидел Кураев и покуривал трубочку с длинным чубуком.

– Так и второе пришествие проспать можно, – пошутил он и усмехнулся, чуть растянув тонкие губы.

– Чего же не разбудили? – потягиваясь, спросил Мирович. – Засиделись вчера дольше обычного.

– Молодости свойственен долгий сон, а зрелости – долгий ум, – опять пошутил Кураев. – А у меня к вам дело, господа, – неожиданно заявил он.

– Да у нас и своих дел предостаточно, – возразил Калиновский. – Множество чего купить надо для солдат, да и офицеры кое-чего заказывали, а до темноты обратно выехать.

– Смею заметить, что долго вас не задержу, а в качестве компенсации предлагаю хорошее вознаграждение по десять рублев на каждого. Как? Устроит?

– Что же за дело такое? – осторожно поинтересовался Мирович.

– Пустяшное дельце. Когда вы вчера помогли мне из корчмы двоих молодчиков спровадить, третий, что ими верховодил, улизнуть успел, прихватив с собой вещицу, для меня немаловажную. Боюсь, как бы он из Нарвы не выскользнул, а там его ищи-свищи.

– Выходит, вы нам предлагаете сыскной работой заняться? – сморщился Калиновский. – Увольте, но мне то не с руки. Не знаю, как Василий отнесется, но я в таких делах не помощник.

– Да и я как-то не того… – замялся Мирович, хотя ему было страшно интересно узнать, что за дело предлагает им гвардеец.

– Ясно, – словно подвел черту Гаврила Андреевич. – Струсили!

– Да как вы смеете! – взвился Калиновский. – Вы… Вы…

– Тогда поступим таким образом. – Кураев, словно не слышав пылких восклицаний молодого человека, полез за пазуху и вынул оттуда свернутый вчетверо лист плотной бумаги, развернул его и поднес к стоящему напротив Мировичу. – Читайте! Надеюсь, грамоту разумеете?

Василий вгляделся в написанное, его чуть отодвинул Калиновский, после чего оба изумленно уставились на Кураева.

– Там подпись самого канцлера Бестужева?

– Совершенно справедливо. Его подпись. А выше писано: «Оказывать всяческое содействие подателю сего письма лицам как военного, так и гражданского звания». Правильно передаю?

– Все верно… Но при чем здесь вы и канцлер?

– А вот это вас как раз и не касается. Дело, которое я вам поручаю, совершенно секретно и великой государственной важности. Потому попрошу дать слово, что ни командирам своим, ни друзьям, ни родственникам, ни на исповеди даже вы о нем ничего рассказывать не станете. Поклянитесь.

– Клянемся, – недружно ответили те, но по всему видно было, что подпись самого канцлера произвела на них огромное впечатление, если не потрясла юношеский ум, с одной стороны, обыденностью происходящего, а с другой – прикосновением к государственной тайне, коей и был стоявший перед ними гвардеец.

– Тогда к делу, – как ни в чем не бывало продолжил Кураев. – Насколько мне известно, из города имеется несколько выездов, надо выяснить, сколько. Это первое. Распределимся на каждом и будем внимательно осматривать все кареты и повозки, что выезжают в сторону Петербурга.

– А кого искать? – осведомился Мирович. – Мужчину? Женщину?

– Это самый трудный момент. Я вам сейчас опишу внешность господина, собственно ради которого все и затевается. Он довольно приметен. А вы должны безошибочно угадать его из числа других. – И Гаврила Андреевич обстоятельно описал вчерашнего пристава, если он действительно был им когда-то. Пояснил, во что и как тот одет.

– Хорошо, допустим, мы его увидим. А дальше что делать? – осторожно поинтересовался Калиновский, который, в отличие от Мировича, без большой охоты согласился принять участие в затеваемом деле. – Мы должны его схватить? Но на основе чего? Этой бумаги? А местные власти? Не лучше ли известить их и попросить помощи. В конце концов, мы можем просто не узнать его.

– Вы его узнаете обязательно, – тоном, не терпящим возражений, произнес Кураев. – Если хватит сообразительности, то сможете и задержать. Ничего хитрого в том нет. Перемолвитесь с кем-то из часовых, что ловите прусского шпиона или дезертира или еще что придумайте, на свой манер. Остальное беру на себя. В наше время задержать любого – то раз плюнуть. Главное, чтобы он вас не обхитрил, а то бестия хитрющая, в разных переделках бывал и вывернуться попробует непременно.

– От нас не увернется, – широко улыбнулся Василий Мирович, блеснув крепкими белыми зубами.

– Вот и хорошо. С Богом приступим.

В короткий срок они узнали, что из Нарвы ведут две дороги в сторону Петербурга: одна, главная, прямая, а вторая окольная, проселочная, вдоль побережья Финского залива. На главной Кураев остался сам, а к проселочной отправил молодых людей, не особо надеясь на успех. Дежурившие у рогаток трое солдат, только что сменивших ночную смену, позевывали, чуть пританцовывали, выгоняя остатки сна. Гаврила Андреевич, представившись им гвардейским капитаном, что было чистейшей правдой, сообщил, что ищет одного знакомого, с коим разминулись вчера в городе, чтобы переговорить с ним накоротке. То тоже было вполне правдиво, но лишь отчасти.

По направлению к столице тащились преимущественно обозы с ранеными, большинство из которых лежало на крытых сверху парусиной, наподобие малороссийских арб, телегах. Некоторые сидели, свесив ноги, уныло поглядывая на караульных, на прохаживающегося у заставы офицера. Взгляд их чуть веселел, когда в поле зрения попадал кто-либо из местных баб или девок, они кричали им что-нибудь озорное, приглашали с собой, те стыдливо отворачивались, спешили свернуть в ближайший переулок. Проследовали две кареты, запряженные четверней, с пожилыми военными в них, ехавших при денщиках и слугой на запятках. Проскакало несколько верховых, обдав Гаврилу Андреевича, подошедшего поближе к дороге, густой липкой грязью. Но того, кого он искал, не было.

«А может, он решил сегодня не выезжать? – закралось подозрение. – А вдруг отсидится пару дней и лишь тогда выедет? В городе мне его тем более не сыскать. Сейчас чуть не в каждом доме кто-нибудь на постое стоит. Если он сообразит, то в корчму или кабак, где его наверняка приметят, вряд ли сунется. Ночью опять же его не выпустят, хоть какие бумаги ни предъяви… Значит, надо ждать…»

Ближе к обеду захотелось есть, и он послал одного из солдат купить холодной говядины и хлеба. Тот рад был отлучке, скоренько слетал в соседнюю корчму, принес лукошко с провизией.

– Хозяйка корзинку вернуть просила, – смущенно сообщил он. Кураев небрежно кивнул и, усевшись на перекладину одной из рогаток, принялся неторопливо закусывать.

Вдруг со стороны города увидел бегущего к нему, делая громадные прыжки через лужи и канавы, Василия Мировича. Тот призывно махал руками, делал непонятные знаки, и Кураев мигом соскочил с облюбованного местечка, сунул лукошко с недоеденным обедом в руки опешившему солдату и поспешил навстречу капралу.