Вячеслав Софронов - Непоборимый Мирович

– Мне противно служить с мещанскими сынками, готовыми кланяться по любому поводу вышестоящему начальнику! А ежели он еще одарит их улыбкой, то и вовсе могут в лепешку расшибиться, только бы выслужиться перед ним хоть доносом или иной подлостью. Подлый народ! И сами то понимают, но без того жить никак не могут! Черт бы побрал их всех и начальство в придачу, – злобно выругался он.

– А ты, значит, на подлость не способен? Уверен в этом? – насмешливо спросил его Калиновский, положив руку Василию на плечо.

– Уверен не уверен, а видеть все это сил моих нет. Вот у запорожских казаков за доносы на товарищей своих в мешок зашивали, песок туда каждый по горсти бросал и в воду! Вот это закон!

– Вспомнил времена, когда это было! – попытался урезонить его Калиновский. – Теперь ты, Василий, в русской армии служишь, и тут другие законы, но карают за провинности, сам знаешь, нещадно. Слышал ведь, как в соседнем полку нескольких человек, что из боя бежали, вздернули перед строем? Вот. А ты говоришь, в мешок да в воду. В петле качаться тоже несладко. И выкинь ты все эти мысли о вольностях былых из головы, целее будешь. Услышит кто другой, и впрямь донесет, тогда узнаешь, какие нынче законы. Послушай меня: по краешку ведь ходишь с мыслями такими. Не приведи Господь, оступишься. Ты сегодня присягу давал на верность императрице, поэтому служи и не думай ни о чем таком….

– Противно мне ее читать было, – сморщился Мирович.

– Чего стыдно? – не понял его Калиновский.

– Да присягу эту. Мог бы, так и читать не стал бы… – все еще не остыв, ответил ему Василий.

Калиновский, услышав такие слова, тоже вышел из себя и бросил ему в лицо:

– Значит, противно тебе было присягу на верность читать, да? Да кто же ты тогда, коль не самый настоящий обманщик? Может, еще и кукиш в кармане держал?

Потом он, посмотрев на сумрачное лицо своего друга, пожалел его и посоветовал:

– Коль тебе так тяжело, то попросился бы в отпуск или на здоровье пожаловался. Глядишь, и отпустят, коль тебе так тяжело служить. Мне вот нравится служить. Всегда хотел при армии состоять. А коль дал присягу, то и служи как должно. И связан ты ею теперь на всю жизнь без всяких оговорок, что кто-то против тебя подлость замыслил. Начальство на то и поставлено, чтоб все видеть и за тебя решать. Тем и хороша наша служба.

– Тебе легко говорить. У твоего отца хоть малая деревенька, но есть, – Василий неожиданно перевел разговор на болезненную для него тему. – И с нее тебе деньжата присылают, а я за одно жалованье служу, как пес цепной за тарелку каши.

– Говорю тебе: уйди со службы, коль невмоготу.

– И куда потом? Канцеляристом в заштатный городок? Взятки брать по маленькой? Жениться на мещаночке, как мой отец? А потом тянуть лямку до конца жизни, из нужды выбиваясь. Не хо-чу!

– А коль не хочешь, то служи честно и мысли всякие из башки своей выбрось! Христос терпел и нам велел. Сейчас все служат. И нам с тобой на роду написано. Да не так уж жизнь и плоха, если вдуматься. В очередной раз поедем за провиантом, можно и с девками познакомиться. Глядишь, и полюбится какая, – он доверительно обнял друга и повел к лагерю.

…Новый чин не особо добавил Мировичу хлопот по службе, скорее наоборот: теперь он требовал с капралов смотреть за вооружением и амуницией солдат их роты. Но поначалу, еще стесняясь спрашивать с тех, с кем жил в одной палатке, беспрекословного подчинения, старался сам найти для себя занятие и, как и раньше, проводил занятия с вновь прибывшими солдатами, учил их оружейным приемам, водил на положенные по расписанию стрельбы.

Дней через десять его вдруг неожиданно вызвал к себе майор полка Аверьян Антонович Княжнин и, для начала осведомившись о делах в роте, чуть кашлянув, спросил:

– Чего это тебя в Петербург вдруг требуют? Вроде ни в чем не провинился, ни по какому делу не проходил… И вдруг – в столицу…

– Кто требует? – как эхо отозвался Мирович.

– Сам у тебя узнать хотел, – пожал плечами майор. – Может, натворил чего? Опять тогда бы за тобой прислали конвой по всей форме и повезли бы на саврасых для дознания. А тут: «Прибыть капралу Василию Мировичу…» Они там еще не знают, что тебя в чине повысили, значит, какие-то старые грешки за тобой открылись или иное что? – терпеливо выпытывал он подробности у Василия.

– А куда прибыть следует? – нетерпеливо переспросил тот майора, хотя сам уже догадался, кто вызывает его в столицу.

– Как куда? Я и говорю, в Петербург тебе надлежит явиться, не мешкая, за казенный счет…

– Петербург большой, а там куда прибыть? – Мирович не желал показывать своей осведомленности в этом вопросе.

– А, ты вот о чем, – наконец дошло до тугого на ухо майора. – Так тут ничего не сказано, – озадаченно наморщил он нос. – И в самом деле, вызывают в столицу… и вот ведь какой конфуз. Придется курьера направлять в штаб, чтобы ответ дал.

Василию Мировичу вдруг донельзя захотелось в Петербург, и когда он представил, сколько времени уйдет на отправку курьера, а потом на выяснение места назначения, а армия за это время может сняться и уйти… Потому он решил помочь майору и, словно до него только сейчас дошло, спросил:

– Ваше превосходительство, а вы гляньте, чья печать стоит на бумаге? Она там должна стоять обязательно.

– Печать? – удивился майор. – А чего тебе до печати? Печать государственная и подпись канцлера Бестужева. Ну, не его самого, а секретаря.

– Значит, к канцлеру меня и вызывают, – радостно ткнул пальцем в подпись Мирович. – Чего тут непонятного?

– Что за дела у тебя с канцлером? – подозрительно взглянул на него Княжнин. – Какое отношение он к нам имеет?

– То мне неведомо, – отвечал Мирович. – Но как обратно вернусь, то вашему превосходительству обязательно все доложу.

– Сделай милость, голубчик, доложи, – кивнул майор. – А сейчас иди, выписывай подорожную и все, что положено. На все про все даю тебе срок двадцать дней. Чтобы к назначенному времени был в полку. А за опоздание сам знаешь… время военное, лишних неприятностей себе не сыщи. Все понял? Тогда ступай. Повезло тебе на Рождество в столицу попасть, – вздохнул Княжнин напоследок.

Выправив все нужные бумаги, Василий первым делом кинулся сообщить о том Калиновскому, который отдыхал после ночного дежурства. Растолкал его и ткнул под нос подорожную, произнеся с радостной улыбкой:

– В Петербург вызывают!

– Это кто же тебя туда вызвал? – с подозрением глядя заспанными глазами на Василия, поинтересовался он. – Или сам не знаешь?

– А ты не догадываешься? – И, понизив голос до шепота, Василий пояснил: – От самого канцлера Бестужева грамота пришла. Помнишь того капитана в Нарве?

– Помню, – кивнул головой Калиновский. – Неприятный малый. Так и знал, что он тебя в покое не оставит, втянет в свои дрязги. Но почему именно тебя? Что у них там, в столице, народ перевелся?