Александр Дюма - Метр Адам из Калабрии

Метр Адам был в это время в расцвете сил и таланта; преисполненный уверенности в себе, он предстал перед Руффо и, узнав, что от него требуется, создал затребованное изображение Мадонны с такой быстротой и полнотой чувств, что это целиком удовлетворило кардинала и как священнослужителя и как военного. Генерал-прелат, присвоивший себе этот двойной титул, который объединял духовную и светскую стороны его натуры, пообещал художнику исполнить любое его желание. Тот попросил у него как у лица духовного благословение, а как у лица светского — исключительное право изображать на всех белых стенах, имеющихся в радиусе десяти льё, Мадонн и души чистилища. Эта просьба, какой бы чрезмерной она ни казалась присутствующим, была тотчас же удовлетворена. Руффо сумел восстановить королевство и вернуть Фердинанда и Каролину в столицу, и Адам, изо всех сил способствовавший этому свершению, беспрепятственно наслаждался привилегией, предоставленной ему в награду за патриотизм и верность.

Те из наших читателей, кто путешествовал по Италии и лично наблюдал почитание подобного рода изображений со стороны неаполитанских и калабрийских крестьян, без труда поймут, сколь важна была для метра Адама подобная монополия. Получалось, что, если какой-либо монастырь желал иметь новое изображение Мадонны или подправить старое, он обязан был обратиться только к метру Адаму. А поскольку метр Адам обладал монополией, то условия ставил он сам; причем, как правило, эти условия сводились к предоставлению ему разрешения в течение более или менее продолжительного срока вместе с ризничим общины собирать пожертвования возле святого образа, а затем полюбовно распределять их между заинтересованными сторонами. Что же касается изображения душ чистилища, то тут дело обстояло несколько сложнее: стоило умереть кому-либо из богатых крестьян, метр Адам вне зависимости от истинных намерений Господа поместить душу усопшего в ад или, соответственно, в рай, предусмотрительно изображал ее пребывание в чистилище. Само собой разумеется, к многочисленным головам, что возвышались над вздымавшимися к небу языками пламени, и к молитвенно воздетым парам рук безжалостный Минос присовокуплял еще одну голову и еще одну пару рук, причем портретное сходство было столь разительным, а сжатые руки выдавали такое отчаяние, что у родных и близких не хватало душевных сил бросить так красноречиво заявляющую о себе душу на глазах всего народа, не позаботившись о молитвах и пожертвованиях за упокой. В результате наследники для спасения собственной чести и для облегчения пути в рай душе покойного вынуждены были заказывать множество месс у местного священника и ублаготворять обильными денежными приношениями художника. И тогда всякий добросовестно исполнял свой долг: каждое утро священник служил в честь усопшего мессу, и каждый вечер художник убирал по языку пламени и разглаживал на лице грешника по гримасе; по мере того как наследники шаг за шагом исполняли долг милосердия, они получали возможность с удовлетворением следить за тем, как наглядные последствия их благих деяний отражаются на лице страдальца и как постепенно отчаяние обреченного на вечное проклятие сменяется на блаженство праведника. А когда уже прочитаны все мессы и совершены все пожертвования, наступает прекрасный миг и преставившемуся пририсовываются крылья. Родные и близкие делают последний денежный взнос, и на следующее утро то место, где ранее был изображен усопший, оказывается пустым: счастливец, спасенный благодаря милосердию тех, кого он оставил на земле, вознесся на Небеса.

И так в продолжение лет двенадцати метр Адам честно предавался столь невинному промыслу, не испытывая при этом ни малейших затруднений, разве что его набожные помощники изредка ворчали, а порой намекали ему, что душам чистилища требуются только мессы и что они могли бы прекрасно обойтись без денежных пожертвований. Но вот однажды фра Бракалоне, ризничий церкви в Никотере, по поручению приора пришел к художнику, предложив ему обновить установленную в стене огромного сада напротив церкви гипсовую Мадонну, ранее творившую превеликое множество чудес, однако, несомненно из-за того, что о ней забыли и ею пренебрегали, уже более десяти лет не подававшую о себе никаких вестей и ничем себя не проявлявшую; причиной, по которой приор вдруг вспомнил о святом образе, явился страх, охвативший всю Нижнюю Калабрию из-за слухов о неком разбойнике по имени Марко Бранди, причем подозревали, что он обосновался где-то по соседству. И тогда члены церковного совета Никотеры решили, что следовало бы чем-нибудь ублажить святой образ, и благодарная Мадонна в свою очередь тогда сделала бы что-нибудь для деревни; одновременно для надежности была направлена срочная депеша судье в Монтелеоне, в которой обрисовывалось положение вещей и содержалась просьба прислать жандармов.

Метр Адам с истинно христианским пылом приступил к исполнению задания. Под его кистью лицо Мадонны обрело прежнюю свежесть, лоб — сияние, а одежды — краски. В продолжение всей этой работы художника окружали любопытные, что означало, до какой степени серьезно деревня относится к этому общенародному делу, совершавшемуся у нее на глазах, и когда работа над образом подошла к концу, все стали радостно поздравлять метра, а тот отвечал на похвалы с чисто артистической скромностью, вполне искренно соглашаясь с мнением своих земляков о том, что он сотворил шедевр.

Со своей стороны судья в Монтелеоне ответил на крик отчаяния своих подопечных тем, что дополнил духовную защиту Никотеры защитой светской. Иными словами, как только бравые жандармы прибыли, они тотчас же приступили к действиям и выбили Марко Бранди с прекрасно подготовленных позиций, где он, сделав все, что было необходимо, собирался встать на зимние квартиры, рассеяли его отряд, а самого предводителя стали преследовать столь решительно, что он, очутившись в западне между стражниками и городом, еле-еле успел проскочить в каштановую рощу, непосредственно примыкавшую к стенам аббатства. Благодаря быстрому и продуманному маневру роща была окружена и прочесана вдоль и поперек, но, увы, это оказалось безрезультатным: Марко Бранди исчез. Проверялись дерево за деревом, куст за кустом — все напрасно, хотя не был оставлен без внимания и не проверен штыком ни один пучок травы. И тогда был сделан вывод, что здесь не обошлось без колдовства.