Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

- Жуткая штука, эта цинга, - объявил он. - Десны расшатывает. - Он потрогал языком передние зубы. Пока не качаются. Однако чего-то все равно не хватает.

- Надо выпить, мистер, - сказал он, - чего-нибудь горячительного. Этот лук так и выпукает в животе. Ух! - Он задумчиво постучал ложкой. - Слыхал я про одну шхуну. Взяли они на Бермудах груз - лук в кедровых бочках для китобойцев на Южных Шетландских островах. А бочки эти, значит, заколотили прочно. Тут и началось. Не дошли до Ямайки, как бочки у них раздулись, словно те воздушные шары, которые выдумали французы. Луковый газ! Шхуну валит на борт. Не могут сменить галс. Пришлось им взломать бочки, не то подняло бы их на воздух и понесло прямо в Африку. Да, сэр, и со мной сейчас, как с этой шхуной. Уи-ух!

Французский офицер с длинной рыжей бородой, испачканной оливковым маслом и усыпанной сырными крошками, брезгливо покосился на капитана.

- Я плыву по воздуху, - говорил капитан Элиша. - Я поднимаюсь, как на дрожжах. Я раздувшийся утопленник. Я дохлый кашалот на солнцепеке. Мне срочно нужно самое сильное снадобье.

Он потянулся к миске с уксусом. Антони, встревоженный, остановил его руку. Как раз в эту минуту женщина внесла кувшин и большое дымящееся блюдо. Капитан Элиша завладел кувшином. В горле у него забулькало.

- Освежает, - сказал он, - но кислое, что твой уксус.

Он поставил кувшин. Антони попробовал вино - Лакрима Кристи. У него свело зубы. Он заказал самое сладкое, что нашлось - малагу. Капитан опрокинул стаканчик. Он еще ворчал, но ему явно получшало.

- Противоядие приняли, мистер, теперь попробуем здешний харч. Желудок мой раздулся на полную вместимость.

На блюде оказалась вареная курица с рисом. Они умяли и курицу, и рис. Антони насытился. Он заказал свой любимый мускат, который покорил и капитана. После двух бутылок мир предстал перед ним в новом свете. "Лук" был похоронен безвозвратно.

- Теперь мне захотелось есть. - Капитан взглянул на опустевшее блюдо с сожалением и на помощника с надеждой. Антони позвал женщину и потребовал еще яств. Оценив способности капитана и сам приободрившись после бургундского, он заказал пир.

Капитан отрезал изрядную порцию табаку, поместил за щеку, продолжая благостно созерцать дворик. Женщина, несколько напуганная, удалилась, и с кухни долетали ее взволнованные распоряжения. Капитан в ожидании дальнейшей трапезы утешался табаком, что сопровождалось обильным слюноотделением. Французы уже смотрели на него и заключали пари: доплюнет - не доплюнет.

На каменных плитах чуть поодаль от капитана грелась на солнцепеке безобидная маленькая ящерица. Время от времени капитан оскаливал передние зубы, и вселенная ящерки тонула в коричневом соке. Всякий раз маленькая рептилия молниеносно отбегала дальше. На расстоянии примерно четырех футов от стены возникло подобие ящерицы, только более длинное и бурое. До стены было футов двадцать.

Спорщики вошли в раж. С каждой перебежкой ящерицы ставки росли, и все больше офицеров ставили против капитана. Но рыжебородый, залитый маслом майор, глядя на бурые капитанские зубы, решил рисковать до конца. Майор был артиллерист. Дальнейшие метания оплеванной ящерицы укрепили решимость майора. Он поспорил на свои часы, вынул их из кармана и положил на край стола. Траектория, которую он поспешно рассчитал, должна была составить не меньше двенадцати с половиной футов, учитывая изгиб параболы. Вероятность попадания мала. Но капитан вновь поразил цель. Запуганная ящерица припала к каменным плитам, на этот раз возле щели в стене. Теперь она была в двух дюймах от укрытия и в двадцати футах от капитана. Последний бесстрастно жевал табак, подкапливая боезапас. Ставки были фантастические уже и по армейским меркам. Капитан Элиша выпрямился. Все глаза смотрели на него. Ящерица юркнула в щель. Желтая радуга настигла ее в последнюю долю секунды.

Ликование было громким и продолжительным. Майор, выигравший месячное жалованье, настоял, чтоб капитан присоединился к компании и отметил славную победу. Артиллерия не уронила свою честь. Даже Антони грелся в лучах капитанской славы. Все уселись вокруг каменного стола, Антони переводил капитану череду здравиц. Невозмутимый внешне, но втайне польщенный, капитан Джорхем сидел серым и мрачным утесом в раскатах штормового хохота. Однако он не ударил в грязь лицом и провозгласил соответствующий случаю тост:

- За разгром англичан.

Офицеры дружно поддержали. Майор полез обниматься, но капитан Джорхем убоялся масляной бороды. Тут же любовью к нему воспылали остальные офицеры, безбородые и усатые капитаны и лейтенанты. Тем временем подоспела снедь. Капитан уселся основательнее и принялся уминать за обе щеки. В промежутках между яствами ему подливали вина. Он выпивал до дна, всякий раз с сожалением опуская пустой стакан. Здесь, в компании пылких друзей, он впервые в жизни веселился по-настоящему. Промерзшие глубины его души растопило апрельское солнце. Он хрипло затянул:

Янки-шкипер вниз по реке

Хо, хо, хо, хо, ХО!

- Невероятно, великолепно! Вперед, сыны Отчизны милой!

Песня сотрясала маленький дворик. По примеру помощника капитан тоже размахивал стаканом. Женщина в красной юбке почтительно внимала. В ответ на ее призыв невидимая "Бачича" загремела кастрюлями, чем обеспечила великолепное шумовое оформление. Застучал пестик, растирая пряности. В двух разных тембрах звучало шипение жаркого на сковороде и скворчание мяса на вертеле. Долетало предсмертное квохтание кур. Майор расщедрился. Женщина прибирала со стола, тарелки звенели. Все ели и пили так, словно желудки их распахнулись подобно душам.

Они ели тальярини, они ели равиоли, они ели петушьи гребешки и бараньи почки с рубленой печенкой. Они всасывали нежные резанные овощи, обжаренные и уложенные сверху мяса, как креветки всасывают мелкие водоросли. Они ели кур и спагетти, грибы и уток. Когда все насытились, капитан Джорхем продолжал. Он умял гору жареных с чесноком колбасок, следом отправил тарелку зеленых смокв, и подобно тому, как ласковые воды теплого моря выбрасывают на теплый берег заплывшую из северных широт льдину, так плотный ком пищи понесли к месту упокоения теплые волны мадеры.

Счастливая тишина, исполненная дружества и довольства, снизошла на собравшихся. Все были друг от друга в восторге. Майор-гасконец, потомок нищих дворян, бретеров и гуляк, вещал что-то капитану Джорхему, чей дед был английский мятежник.

Антони, созерцая похожего на крысу каптенармуса, думал: "Без сомнения, никогда еще от начала мира не собиралось за одним столом столько бравых удальцов и такие славные морские волки, как капитан Джорхем и его помощник".