Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Антони снова наполнил бокалы.

- Gracia, gracia.

- A "La Fortuna", si? - сказал Антони.

- Ah, Madre de Dios, senor, - пробормотал капитан, опрокидывая второй бокал перальты. - Ты понял!

Антони рассмеялся, капитан поспешил объяснить.

- Большое облегчение - увидеть все это. - Он одобрительно повел рукой. - Об Африке и вашем промысле рассказывают немало ужасного. Верно, Чибо умеет убеждать, и "Ла Фортуна" простаивала без дела. Но я все равно не подверг бы ее риску, когда бы Чибо не пригласил меня посмотреть последний присланный вами груз. Madre! Корабль, маленький "Сан Пабло" блистал чистотой, черномазые веселились и танцевали. На них нельзя было смотреть без смеха. Они радовались, что оказались на Кубе. Вам следовало бы видеть. Каждому дали красную шапку и попону. Они позабыли своих друзей и родину, они скакали и прыгали, как обезьяны, и надевали новую одежду задом наперед. Вообразите! Когда подъехала телега, они поразевали рты - они не знали, что животное можно приспособить к работе. Потом подъехал чернокожий форейтор, в небесно-голубом сюртуке, белых панталонах и шляпе с серебряным галуном. Они трогали его начищенные сапожки, смотрели, как он спрыгивает с гарцующей лошади и запрыгивает обратно, звеня шпорами. Он щелкнул бичом и сказал, как замечательно быть рабом у белого человека. Они ему поверили. Они и не видели такой жизни. Они все тыкали пальцами в счастливого собрата. А сколько за них заплатили на аукционе! Ах, там, правда, было не так радостно. Женщины плакали из-за детей. - Он замолчал, немного опечаленный.

- Я не сомневаюсь в ваших словах, - сказал Антони. - Я не видел, как выгружают наш товар в Гаване, но знаю, как живут негры здесь, и уверен, что на Кубе им лучше. Видите ли, многие забывают, что эти люди и в Африке были рабами. Их берут в плен, обращают в рабство за долги, за преступление, за ворожбу. Любой предлог хорош, чтоб сделать мужчину рабом и женщину рабыней. Могущественные племенные вожди считают слабых и обездоленных ходячим капиталом и получают проценты, заставляя их трудиться. Таким образом эта часть света не только кормится, но и существует спокон веков. В целом в Америке на плантации у европейца неграм живется лучше, чем на родине. Меньше опасностей, условия более сносные. Даже тамошние тяготы - ничто по сравнению со здешними. Я слышал, самые жестокие хозяева - англичане. Вроде бы на Ямайке рабам приходится еще хуже, чем в Африке.

Антони поднял глаза и увидел, что Фердинандо улыбается.

- Сеньор Адверс иногда бывает красноречив, капитан, - заметил управляющий. - Ему следовало добавить, что гораздо меньше людей обращали бы в рабство, если бы не искушение вещами, которые привозит белый человек.

- Да, - нехотя согласился Антони. - Верно. Странно думать, но именно желание европейских купцов сбывать ткани, огнестрельное оружие, ром и мануфактуру побуждает здешних вождей торговать рабами. Это, и потребность Америки и Вест-Индии в дешевой рабочей силе. Вот две силы, которые толкают Новый Свет.

- Толкают куда? - вмешался брат Франсуа, который до этого говорил с Нелетой.

- Ах, отец, не буду с вами сегодня спорить, - рассмеялся Антони. - Вы не торговец. Святой отец все это не одобряет, пояснил он капитану. - Свое время он проводит, стараясь облегчить участь тех, кого пригоняют караванщики. Завтра я покажу вам его добрые дела. Они, ну... замечательны. Я, как могу, помогаю. - Он нахмурился. - Попробуйте мяса по-арабски, капитан. Это баранина с рисовыми шариками, вареная в молоке. - Он наполнил дону Руису тарелку и подлил вина.

Капитан и Фердинандо занялись едой, изредка обмениваясь новостями торговли. Брат Франсуа молчал. Нелета ела бесшумно. Только за едой она обнаруживала свое туземное происхождение, обходясь ложкой и двумя пальцами. Без всяких усилий еда просто исчезала, словно по мановению руки.

Антони глядел на нее из-за другого конца стола, позабыв обо всем, кроме предстоящей ночи. Как давно они не были вместе! Иногда она вскидывала на него опушенные длинными ресницами глаза, и тогда они вспыхивали в свете свечей зелеными огоньками, словно у притаившегося в зарослях леопарда. Складки тончайшей манильской шали лежали на ее смуглых руках, вышитые карминные розы вились по груди и плечами, как тропическая лиана вьется по сильному, стройному молодому дереву, чтобы расцвести в просвете ветвей. Под желтым лифом грудь медленно вздымалась и опускалась, в такт ее движению раздувались тонкие ноздри или приоткрывался рот, обнажая крупные белые зубы.

Редкая европеянка могла бы надеть такие цвета: на ней они были бы кричащими. Однако Нелета излучала такую яркую страстность, такую живость без тени суетливости, что карминные розы на ослепительно-белой шали и желтое платье выглядели на ней сдержанными. Что бы она ни надевала, это становилось ее частью. Однако она торжествовала над любым нарядом, ибо складки шали и желтое платье только подчеркивали еще более яркие изгибы ее цветущего тела.

Нелета была венцом той новой жизни, которую Антони отвоевал для себя у джунглей. Ходячий - а как она ходит! - ответ на все высказанные и невысказанные упреки, о которых брат Франсуа - да само присутствие брата Франсуа - постоянно напоминает.

Антони не переставал удивляться, как брат Франсуа, осуждая его, остается неизменно ласков и добр. Именно против этой доброты труднее всего было устоять. Но он выбросит ее из головы - сегодня ночью! После того, как они с Фердинандо просмотрят почту и счета - тогда - тогда он отдастся Нелете. Именно так. Он отдастся ей. Она будет ждать.

Приятно согретый вином, он подпер голову рукой и стал глядеть на Нелету. Горели свечи, и лампы - тыквы-горлянки, заполненные пальмовым маслом, с плавающими внутри фитилями светились изнутри мягким светом. Комната плыла в мягкой дымке. Чича и младшие невольницы услужливыми тенями входили и выходили, бесшумно ступая босыми ногами. По длинным полоскам белого муслина, которые отделяли комнату от двора, пробегали тени качаемых ветром пальм. В каменном водоемчике журчал ручей. Туземные горшки с красными полосами странно сгруппировались на скатерти, лица и голоса гостей утратили отчетливость и казались далекими, словно сам Антони забылся, потерялся в приятном сне, не видя и не слыша ничего, кроме того, что расплывчато присутствует перед глазами. Это было ощущение довольства и равновесия, которое мысль могла бы только испортить; он и не позволял себе думать.

Наконец Нелета сделала ему знак рукой. Остальные уже закончили есть. Она и брат Франсуа ушли. Фердинандо выложил на стол пакет с почтой. Поставив перед собой коробку черных сигар, они приступили к вечерним делам.

Антони отложил в сторону кипу газет на разных языках - Чибо прилежно собирал их для него у приходящих в Гавану капитанов. Пригодятся скоротать томительные вечера во время дождливого сезона, хотя иным уже почти год.