Генри Хаггард - Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе [сборник]

Она остановилась в углублении в виде чаши, ожидая, когда взойдет солнце и рассеется туман

Тогда Бенита внезапно сообразила, что при ярком солнечном свете, на фоне неба, ее, конечно, отлично видно снизу. Внимание матабеле было, по-видимому, привлечено ее фигурой, поднявшейся, подобно орлу, на скалу между небом и землей. Вскоре рядом с матабеле появился белый человек, направивший на нее не то ружье, не то подзорную трубу. При виде его красной фланелевой рубашки и широкополой шляпы она сразу убедилась, что видит европейца, и – о! – как ее душа устремилась к нему, даже совершенно не зная его! Если бы с неба внезапно спустился ангел, несчастная Бенита не могла бы радоваться ему больше, чем этому незнакомцу!

Но это, конечно, только сон! Что делать европейцу и его фургону в таком месте, как это? И почему матабеле не убили его сразу? Она не могла ответить на эти вопросы, однако, по-видимому, у дикарей не было жестоких намерений; они продолжали усиленно жестикулировать и переговариваться между собой, пока чужестранец стоял, подняв свою подзорную трубу, если только это была труба. Это продолжалось довольно долго, пока не распрягли волов и не подошли еще несколько матабеле, которые и увели, судя по всему против его желания, белого в свой лагерь. Когда они скрылись из виду и смотреть стало больше не на что, Бенита спустилась со скалы.

Внизу она встретила отца, пришедшего за ней.

– Что случилось? – спросил он, увидев ее взволнованное лицо.

– О, – сказала или, вернее, прорыдала она. – Я видела внизу европейца с фургоном. Я видела, как матабеле забирали его в плен.

– В таком случае мне очень жаль бедного малого, – воскликнул мистер Клиффорд, – так как, вероятно, в настоящее время его уже нет в живых. Но что мог делать здесь европеец? Вероятно, это был какой-нибудь охотник, попавшийся в ловушку.

На лице Бениты отразилось отчаяние.

– Я надеялась, – сказала она, – что он нам поможет.

– С таким же успехом он мог надеяться, что мы поможем ему. Он умер, и, значит, все кончено. Мир праху его, а нам надо думать о собственных несчастьях. Я осмотрел стену и убедился, что нет никакой возможности спуститься с нее. Если бы Мейер был профессиональным каменщиком, он не мог бы лучше заделать амбразуру в ней. Неудивительно, что мы больше не видим Молимо, так как теперь сюда смогла бы добраться разве что птица.

– Где был мистер Мейер? – спросила Бенита.

– Он спал, завернувшись в одеяло, под навесом из веток, у самой лестницы. По крайней мере, мне так показалось, хотя было еще довольно трудно разглядеть что-нибудь. Во всяком случае, я видел его ружье, стоявшее у дерева. Ну, пойдем завтракать. Он, наверное, тоже скоро появится.

Они пошли обратно, и Бенита в первый раз с воскресенья с удовольствием позавтракала сухарями, намоченными в кофе. Несмотря на высказанную ее отцом уверенность, что белый уже погиб от ассегаев матабеле, вид этого человека и его фургона ободрил Бениту, являясь для нее связью с внешним миром. Может быть, ему и удалось спастись?

Хотя Мейер все еще не появлялся, это нисколько их не удивило, так как он с некоторых пор ел всегда один, пользуясь запасами с общего склада и собственноручно приготовляя их на отдельном костре. После завтрака мистер Клиффорд заметил, что у них не было больше воды для питья, и Бенита вызвалась пойти с ведром к колодцу в пещере. Отец хотел было сопровождать ее, но она заявила, что может справиться с цепью без посторонней помощи. Она сразу ушла, захватив в одну руку ведро, а в другую – лампу.

У последнего поворота в проходе, который вел в пещеру, ей показалось, что где-то впереди мелькает свет, и она на секунду приостановилась, но, завернув за угол, очутилась в полной темноте и пошла дальше, думая, что ошиблась. Дойдя до колодца, она повесила ведро на большой медный крюк, размышляя о том, сколько людей в далеком прошлом поступали таким же образом; об этом можно было судить по изношенному виду массивного крюка, сделавшегося совсем тонким от постоянного употребления. Бенита стала опускать ведро, и лязг разматывавшейся цепи зловеще прозвучал под сводами пещеры. Наконец ведро коснулось воды, и она принялась поднимать его, временами приостанавливаясь, так как это продолжалось довольно долго, да и цепь была очень тяжелой. Но вот ведро показалось у края колодца. Бенита притянула его к себе и сняла с крюка; затем она сняла лампу и собралась уходить.

Но в эту минуту она почувствовала, вернее, увидела что-то в темноте. Подняв лампу над головой, она разглядела фигуру человека, заслонявшего от нее выход из пещеры.

Подняв лампу над головой, она разглядела фигуру человека, заслонявшего от нее выход из пещеры

– Кто тут? – спросила она, и из темноты донесся мягкий голос – голос Джейкоба Мейера:

– Не могли бы вы остановиться на несколько минут, мисс Клиффорд? Я захватил с собой бумагу и хотел бы набросать рисунок. Вы даже не представляете, как вы сейчас красивы, с этой лампой над вашей головой, освещающей темные углы и голову Распятого в терновом венце. Вы видите, что, хотя судьба толкнула меня на совершенно иной путь, в душе я остаюсь художником. Ни разу в жизни я не видел такой прекрасной картины! Когда-нибудь она прославит меня.

Вот что я подпишу под нею; вам ведь знакомы эти слова?

– Да, мистер Мейер, но я боюсь, что вам придется писать вашу картину по памяти, так как я больше не в силах держать лампу. Моя рука и так уже болит. Я не знаю, как вы сюда попали, но уж если вы последовали за мной, то не будете ли вы столь добры донести за меня воду?

– Я не следовал за вами, мисс Клиффорд. Вы этого не видели, но я пришел сюда раньше вас, намереваясь сделать кое-какие измерения.

– Как же вы могли делать измерения в темноте?

– Я не был в темноте. Я потушил свет, увидев вас, потому что знал, что вы сейчас убежите, и судьба помогла мне. Вы пришли, уступая моему желанию. Теперь поговорим с вами. Мисс Клиффорд, изменили ли вы свое решение? Вы знаете, что время не терпит.

– Я никогда не изменю своего решения. Пропустите меня, мистер Мейер.

– Нет, нет. Я не сделаю этого до тех пор, пока вы не выслушаете меня. Вы очень жестоки со мной, очень жестоки. Вы совсем не понимаете, что я скорее готов умереть, чем причинить вам малейшее зло.

– Я вовсе не требую, чтобы вы умерли. Я только прошу оставить меня в покое, что гораздо легче сделать.