Андрей Турбин - Авантюристы

Только после того, как, рассыпаясь в благодарностях, Сергей усадил гостей пить чай с их собственным вареньем, он смог на минуту отлучиться и сделать-таки необходимые распоряжения относительно расчистки оранжереи. Ему в голову пришла вдруг шальная мысль о том, что он ничем не рискует. Компаньона, пусть даже такого никудышного, как Степан, тоже стало немного жаль.

Согласно указаниям Сергея, навоз должна была вывезти артель деревенских мужиков, под началом бывшего конюха Петра. Нарышкин почему-то решил, что такое предприятие будет ближе и понятнее человеку, имевшему непосредственное отношение к лошадям. В артель затесался вездесущий Митька Косой, а воспрянувший духом Степан взял на себя обязанности общего руководства ходом работ.

Вернувшись к гостям, Нарышкин принужден был поддержать беседу о видах на урожай. Анастасия Алексеевна откровенно разглядывала Нарышкина.

— Скажите, Корсар, неужели Вы так и будете теперь сидеть в нашей глуши? — спросила она, кокетливо улыбаясь.

— Придется некоторое время. Сами изволите видеть, какое положение. Надо хозяйство поправить.

— Фу, как это скучно! Вы совсем как мой папа. Хозяйство, покосы-выпасы, озимые-зерновые и так далее. Я считаю, что этим должен заниматься управляющий, желательно немец. Посудите сами, мой отец с этими крестьянами бьется, а толку все равно нет! Вот у матушки, Афродиты Васильевны, все было по-другому поставлено. Там Фридрих Карлович управлялся, и во всем, как он говорил, «оргнунг» был. Порядок, значит!

В который раз Сергей поймал себя на мысли о том, что рассуждения обоих Нехлюдовых о хозяйстве он слышал уже в какой-то скверной пьеске….

— Постойте, — сказал Нарышкин, припоминая, — мне кажется, Вашу матушку изволили звать Ариадна Васильевна!

Анастасия слегка смутилась.

— Именно так ее голубушку и звали, — пришел на выручку Нехлюдов. — Но Настенька называла ее «моя Афродита». Уж очень, извольте верить, хороша была покойница!

— Охотно верю, — согласился Сергей. — Так о чем мы говорили?

— Не стало в России порядочного немца, одни жулики и проходимцы, — продолжил прерванный разговор Алексей Петрович. — Думаете, я не хотел немца нанять? Хотел. Еще как хотел. Ну, привели мне одного. С виду, вроде, немец. Рыженький такой. Но все ж думаю, что-то тут не то. Глазки у него так и бегают. Навел справки. Точно! Оказалось поляк. Такая бестия, пся крев!

Обсуждение недостатков польских управляющих прервалось довольно бесцеремонным образом. В залу, ломая картуз и глупо улыбаясь, вперся перепачканный навозом Митька Косой.

— Дело есть, Барин! — заговорщически моргнул глазом Митька. — Выдь на минутку, чаво скажу!

Сергей порывисто вышел, извинившись перед гостями. Хотел было дать зряшному человеку тумака, но Митька, благоухая навозом, источал вместе с тем такую крайнюю преданность, что у Нарышкина не поднялась рука.

— Наследил-то, дурень! — недовольно сказал барин, указывая на жирный след, тянущийся за Митькой из прихожей. — Экий ты, брат, болван, однако. Ну что там у вас стряслось?

— Эта, значит, вона какие дела, — зашмыгал носом Митька. — Мужики говно разгребать ни в какую не хочут! Прямо ни-ни! Так что Афанасич один мается!

— Тише, дурень, не кричи! — зашикал на него Сергей. — Гости у меня. Понимать надо, башка твоя стоеросовая… Куда Петр делся?

— Прямо убег! — снова шмыгнул носом Митька. — Как есть убег. Я, грит, ему не говночист какой! Я — конюх… И мужиков за собой свел.

— Тише, опять ты орешь!.. — Сергей нахмурил лоб. — Ну значит так, возьмешь лопаты и раздашь дворне. Кто там у нас есть — Григорий, Никифор, Фроська, Танюха, пусть тоже впрягаются.

— Понял! — чрезвычайно оживленно кивнул Митька. — Это, значит, всем гребсти, стало быть? Ну я побег?

— Беги, беги, — согласился Нарышкин. — Экий все же дурень народился!

— Так о чем, бишь, мы говорили? — Сергей пригладил непослушные вихры, возвращаясь к гостям.

— Мы говорили о погоде, — подсказал Алексей Петрович.

— Нет, постойте. Кажется, Вы изволили упомянуть о поляках? Я тоже с одним поляком в полку на Кавказе служил. Щеголем был, все в черкеске ходил, с кинжалом в серебряных ножнах, а денщику, чуть что не так, — в зубы!

— Так Вы служили на Кавказе!? Расскажите, ради бога, расскажите! — взмолилась Анастасия Алексеевна.

И Сергею ничего не оставалось, как начать повествование о службе. Вначале вяло, но потом, отвечая на вопросы девушки, он и сам как-то разошелся, вспоминая набеги на горные аулы, немирных чеченцев, рубку леса, выстрелы в спину и отчаянную резню в рукопашной.

В это время за стеной возник шум, будто там и в самом деле шла рукопашная… Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась раскрасневшаяся, растрепанная Фроська. Позади нее клубилась возбужденная толпа дворовых.

— Это за что ж нам наказание такое, барин-кормилец, а? — слегка наклонив вперед голову, исподлобья оглядывая гостей, возопила Фроська. — Как мужики, дык все вона, значит, поразбежамши кто куды, а мы, девушки малосильныя, за их будем дерьмо разгребать?!

— Не губите, заступник, Сергей Валерьяныч, — чавкнула моченым яблоком Танюха из-за спины Фроськи.

— Коли мы господские, дык теперь что ж, глумиться над нами давай, так? — продолжила Фроська.

— А я им сказал, чтоб лопаты брали, а они слушать меня не хочут! — жалобно проблеял откуда-то из-за дверей Митька. — И еще скажу, хочут меня отлупить, и чтоб я говно сам греб!

Возникла неловкая пауза.

— М-да уж, однако… — покачал головой Алексей Петрович. — Распустился народ. В прежние времена этакого не было.

— Минутку, прошу извинить, — двинулся из-за стола Нарышкин, багровея и сверля депутацию дворни налившимся кровью подбитым глазом. Он выдавил Фроську в коридор, захлопнул за собой дверь, а затем после непродолжительной паузы по барскому дому ураганом пронесся истошный женский визг, грохот опрокидываемой мебели, топот ног, хлопанье дверей и хлесткое щелканье кнута. Затем в доме вновь воцарилась тишина, вся какофония звуков переместилась за его пределы. Щелканье бича и крики слышались теперь то из парка, то доносились со стороны цветника, то шум, треск веток и визг слышались из малинника, что буйно рос за огородом.

— Однако крут, — с оттенком удивления в голосе отметил Алексей Петрович, выглянув в окно. — Ишь ты, как погнал их арапником. Сущий дьявол!

— Бросьте, — Настасья Алексеевна подавила зевок. — Это же просто теленок. Неужели Вы не видите? «Корсар»! — она фыркнула и засмеялась. — Такого прибрать к рукам не сложно. За рожки его и в стойло, бодливого!

— Ну, не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Нехлюдов. Однако же землицы у него преизрядно. Эвон сколько ее пропадает, — Алексей Петрович скорбно покривился. И зачем ему столько? Именье, почитай, профукал, и земля пропадет! У такого не залежится. Пропьет или в карты проиграет.