Андрей Турбин - Авантюристы

— Нам то с Вами что за дело? — ловя из варенья вишенку, сказала Настасья Алексеевна.

Нарышкин вернулся через несколько минут, взъерошенный и вспотевший. Он все еще держал в руке длинный витой арапник. Тяжело отдуваясь, Сергей пробурчал извинения.

— А мы тут о Вас разговаривали, — повела рукой по волосам Анастасия Алексеевна. — Хотите вишенку, Корсар?

— Ловко Вы их, — кивнул на дверь Нехлюдов. — Правильно, пусть знают! Разбаловались людишки, совсем потеряли стыд! А все потому, что оргнунга нет.

— Чего-чего, а этого добра хватает, — Сергей тяжело приземлился в кресло. — Ору, хоть отбавляй… а вот работать никто не хочет.

— Эй, кто там есть? Принесите еще вина! — крикнул Нарышкин.

Никто не отозвался. Дом, казалось, опустел.

— Митрич, Терентий, где вы там? Черт знает что! — выругался Сергей. — Разбежались все что ли? Эй, Терентий, иди сюда! И этот старый черт куда-то запропастился!

— Так я велю моему Евстафию принести, — Алексей Петрович проворно выскочил из-за стола и выглянул в приоткрытое окошко.

— Эй, Евстафий, — крикнул он, — принеси нам, дружок, вина. Возьми в коляске, в погребце пару бутылок.

— Я, знаете ли, везу с собой преотличнейшую запеканку! — сказал Нехлюдов, поворотившись от окна.

— Запеканку? — переспросил Сергей.

— Именно, — подмигнул Нехлюдов. — Мне ее присылает один приятель из Малороссии. Это, доложу я вам, просто боже ты мой, что за штуковина! Они ведь, шельмецы, что придумывают? Фрукты в глиняном горшочке заливают горилкой, обмазывают его плотненько тестом и ставят томиться в печь… Получается наливочка первостатейная, — Алексей Петрович причмокнул, поднеся щепоть пальцев ко рту.

— Пробовал делать сам — не то! Вкус не тот и ароматности нет никакой…

Сергей припомнил клейкий хмельной угар, царивший за столом у Нехлюдова, и слегка поморщился.

«Пинка бы тебе хорошего, черту липкому», — подумал он при этом жесте Нехлюдова.

Втянув плешивую голову в покатые плечи, в комнату, осторожно ступая, прошел Евстафий. Он хмуро поставил на стол бутыли с запеканкой, опасливо косясь в сторону Нарышкина.

— Что это у тебя, братец, с губой? — спросил Нехлюдов, приглядевшись к своему лакею.

— Да вот-с попал-с… под руку. Оне больно уж горячи-с, — Евстафий повел головой в сторону Сергея.

— Ну ладно, ступай. Ступай, — поспешно приказал Нехлюдов. — Однако вечереет! воскликнул он, чтобы как-то сгладить неловкую ситуацию.

Выпили запеканки. Малоросский напиток пришелся по вкусу.

Объявился Митрич, который от гнева барина хоронился в погребе и успел там хорошенько окунуться в остатки барских запасов. Сергей распорядился: найти повара Григория, освободить его от работ с тем, чтобы он приготовил ужин.

Старик, шаркая, кинулся исполнять. Тогда же, прихлебывая запеканку, было решено, что гости останутся на ночлег.

…А тем временем в оранжерее все еще кипела работа. Степан, торопясь добраться до вожделенного богатства, мокрый от пота, орудовал лопатой с проворностью и исступлением, которых трудно было ожидать от него ранее. Разбежавшаяся дворня куда-то попряталась, и разгребать навоз так никто и не явился. Вечерело. На киноварно-золотистый небосвод наползала рыжая, отливающая у горизонта чернотой туча. Стал накрапывать мелкий дождик.

Отыскавшийся Терентий прикатил откуда-то тележку, и Митька Косой, всякий раз впрягаясь в нее, лихо гикал, будто застоявшийся жеребец.

— Хороший навоз, жирной! Этаким хорошо картофель, к примеру, уговнить! — хвалил барское дело Митька. — Мы-то в этом годе малость с жирку сбрыкнули. Толком ничего не посадили, распорядиться некому было. Ну да оно ничего. Землице и отдохнуть надо. Оно полезно…

— Давай-ка накладай! — напустив на себя строгий вид, прикрикнул Степан. — Чего зря-то лясы точить! Вам крупожорам волю дай, вы и вовсе сажать перестанете!

— Оно, пожалуй, верно, — соглашался Митька. — Такой уж народ неодушевленный!

Терентий, не испытывая энтузиазма к делу, затеянному Степаном, работать не полез. Отделался не очень понятной фразой о том, что главный гальюньщик [8] гальюньщик — матрос, уборщик отхожего места на судне должен быть только один. Он постоял, морща нос и как будто о чем-то раздумывая, пристально разглядывал хмуро снующего в оранжерее кладоискателя.

— Что, Степан Афанасьич, чай, не ложкой в супу ковыряться? Не возьму в толк, для какой надобности ты этакое дельце задымил?

— Зачем надо, про то мы с твоим барином сами знаем, — утирая со лба пот и капли начинающегося дождя, ответил Степан. — Ты бы лучше, чем лясы точить, взял бы, да и помог.

— Куда уж мне! — отмахнулся Терентий. — По ранжиру не положено. Мне барин велел приглядывать, чтоб какие-либо молодцы побойчее остатки добра хозяйского совсем не растащили. Так что, греби, сударик мой, коли тебе честь такая выпала. Греби, не сумлевайся! Терентий хрустнул корявыми узловатыми пальцами. — Не знаю уж, какие такие дела вы с Сергеем Валериановичем обделываете, не знаю чем ты ему потрафил, но только я тебе, Степа, так скажу: ежели надумаешь барина моего обмануть, или иную какую пакость против него умыслишь, так и знай, я тебе вот это дерьмо, которое ты разгребаешь, заместо каши скормлю! Всю кучу!

Терентий для верности смастерил кулак и изобразил им в воздухе некую незамысловатую, но очевидно исполненную грозного смысла фигуру, затем он повернулся и зашагал по направлению к усадьбе.

— Чавой-то он, а? — удивился Митька, глядя ему вослед и вытирая перепачканными навозом руками мокрое от дождя лицо.

— Чево, чево, ишь расчевокался! — передразнил с издевкой «главный гальюньщик» — Закрой свою чевокалку и знай — работай!

Митька пожал худыми плечами, сказал миролюбиво:

— А что, я ничаво! — тяжело сопя, покоряясь судьбе, покатил полную тачку в сторону от постепенно уменьшающейся кучи навоза.

Дождь усилился. Рыжая туча заволокла весь небосклон и стала бурой. В гостиной у Нарышкина зажгли сальные свечи. Сергей продолжал истории о своих кавказских похождениях, которые под влиянием запеканки обрастали новыми, неожиданными даже для самого рассказчика подробностями.

Пару раз, спохватившись, «Гроза морей» вставал из-за стола, покидал гостей и заходил с увещеваниями в комнату Катерины, но та, ссылаясь на нездоровье, упорно не желала присоединяться к компании.

Возвращался Сергей обескураженный и продолжал прерванную историю, не всегда, впрочем, связно, однако по-прежнему живо и ярко.

Алексей Петрович крякал и покачивал головой. Он уже изрядно «запекся» от наливки и сидел, немного скособочившись, благостно щурился, внимая рассказу. Анастасия Алексеевна, с полуулыбкой откинувшись в кресле, жгла рассказчика мерцающими угольками глаз, поворачивая при этом красивыми тонкими пальцами ножку своего бокала.