Андрей Турбин - Авантюристы

— Я тоже так думать, — вставил немец. — Но вот откуда он узнавайт про манускрипт?

— Он знал, точно знал и не случайно обратил внимания на эти желтые листки! Там ведь, судя по всему, были и другие документы, книги. Оба помолчали, обдумывая разговор. Из полисадника слышался голосок Катерины, которая что-то напевала с набитым ртом, временами сплевывая шелуху от семечек.

— Постойте, постойте… — воскликнул «Гроза морей». — Одно из священных копий хранится в Кракове, так?

— Так, — согласился Заубер, морща лоб.

— Но ведь наш дражайший Лев Казимирович тоже был родом из Кракова! И этот его родственничек… Калиновский! Ну, тот, что купил усадьбу по соседству с моей… Он ведь, кажется, тоже, из тех самых мест! А нет ли тут какой-нибудь связи?

— Я не знайт! — пожал плечами Иоганн Карлович и неожиданно добавил:

— Вы не хотеть скушать арбуз?

— Арбуз? — переспросил Нарышкин, продолжая хмурить чело. — Зачем арбуз? А, впрочем, давайте, черт с ним! Устроим колыхание чресл, как говорил наш приходской батюшка отец Агамемнон, садясь обедать.

Они достали увесистый зелено-полосатый валун из арбузной горки, возвышавшейся возле печки, и, смачно отплевываясь косточками, принялись поглощать алую, рассыпчатую мякоть.

— Значит, золота там нет, — приземлил разговор Нарышкин.

— Как можно сравнивайт! Это есть чудовищно: думайт об материализм, когда нам выпадать такой шанс — найти величайший духовный ценность! — вновь возмутился Заубер.

— Вы, Иоганн Карлович, голштинские свои замашки бросьте и гаркать на меня не смейте. Нам теперь деньги как никогда нужны, а то, выходит, что мы, считай, шестой месяц по России за Святыми мощами колесим! Да еще и к туркам наведаться собираемся, — плюнул в сердцах Сергей.

— В манускрипт про золото нет прямой указаний, — смягчился и пустился в рассуждения Заубер, — однако я полагать, что тот, кто составлять документ, вместе со священный предмет схоронить и свой собственный добро. Ведь это быть как раз накануне штурм город.

— Ну да, — подхватил Нарышкин, — почему бы ему не воспользоваться тайником и свое добро обезопасить! Слабая надежда… А впрочем, ладно, не отступать же теперь, раз уж столько пройдено. Что делать, поищем и в Турции, главное — как нам туда попасть? Вот вопрос… — Сергей нахмурил лоб.

— Есть хороший мысль! — Заубер утер рот платком и отодвинул от себя недоеденный арбуз. — Мы должны организовать общество возвращения реликвий!

— Чего, чего? — удивился Нарышкин.

— Да! Мы должны объявляйт весь научный сообщество об наша находка! Я полагать, что православный государство должен взять на себя обязательство финансировать поиск священный реликвий и организовайт экспедиция!

— Ну уж нет! Бестолковица какая-то! Турки клад просто так никогда не отдадут. А если и отдадут, то не в наше отечество. Продадут англичанам, и дело с концом! Нет, клад этот наш, достолюбезный Иоганн Карлович, и я до него доберусь! И потом, отчего ты решил, что тебе поверят? Примут за авантюриста, а скорее уж за сумасшедшего. И где это видано, чтобы русский чиновник без выгоды для себя деньги выделял?! Ты его сначала подмажь, пообещай долю, а уж потом он может быть что-то и решит. Нет, Иоганн, плоха твоя мысль! Ты вот, поди, второй десяток лет в России живешь, а страны так и не понял.

Нарышкин с брезгливостью двинул от себя арбуз.

— А что же делайт?

— Клад возьмем сами, тихохонько, чтобы господа янычары ни ушком, ни рыльцем не повели! Вот только для этого нам оборотный капитал требуется…

В этот момент в Ланжероновом сарае что-то грохнуло, и оттуда повалил густой черный дым.

— Ахти, господи, пожар! — из сарая выскочил перемазанный копотью инженер Яков Аркадьевич и, засумятившись, помчался к колодцу.

Нарышкин и Заубер последовали его примеру.

Возгорание удалось быстро погасить. Как оказалось, взорвалась некая металлическая конструкция, склепанная из жести и снабженная какими-то трубками и колесиками. Внутри сарая немилосердно воняло керосином.

— Что это Вы, Яков Аркадьевич, в зажигатели подались? — поинтересовался Нарышкин.

— Горе мое! Прямо Дамоклесов меч! Вы себе не подозреваете — пятый раз переделываю, а нужной тяги все нет. И у клапана недержание, будто у старого Мойши Цинципера! Вот сейчас накачал атмосферу, так она возьми и грохни! Мои дети могли остаться без ничего! Нет, надо заканчивать, а то уже вся гавань смеется с этих опытов. Нечего строить себе утраченных иллюзий…

— Так все-таки, Яков Аркадьевич, что Вы тут мастерили? — Гроза морей с интересом обозревал задымленное помещение, в котором проступали очертания большой плетеной корзины, подвешенной к потолку.

— Мастерил! Именно что смастерил большой гемороид на всех оставшихся у меня конечностей! Яков Ланжерон думал прославить Одессу, он думал об служению науке. Но для его идей требуется приличный цех, а не этот гнилой сарай!

— Да скажите же прямо, что вы хотели сделать? — рявкнул Нарышкин, проявляя нетерпение.

— Дирижабль! Вы читали что-нибудь за изобретения француза Анри Жиффара или другого француза — Жульена?! Раз мои каменные мосты никому не нужны, то я хотя бы повяжу человечество воздушным мостом.

— А что у вас взорвалось? — морща нос от едкого дыма, поинтересовался Нарышкин.

— Горелка, будь она неладна! Вот извольте поглядеть сюда!

Ланжерон указал в угол мастерской, где к стене был прикреплен чудом уцелевший от пламени большой чертеж летательного аппарата. В общих чертах он объяснил компаньонам устройство дирижабля и его принципы. Если верить Ланжерону, главная техническая задача для него заключалась не в пошиве шара и не в плетении корзины, а в создании мощной горелки, способной быстро нагревать воздух. Взорвавшаяся была уже второй улучшенной конструкцией, но и она подвела изобретателя.

— Видите вон то загнутие, — кивал Яков Аркадьевич на чертеж. — Это нос! Вон там под нумером три — пропеллер! Удобопомещаемая корзина типа гондола изготовлена из бамбука для пущей легкости. В оболочку вделан так называемый «баллонет». Это нужно, чтоб уменьшить перетекание воздуха. Посредством перемещаемого вдоль гондолы груза мы можем менять дифференцию тудой и сюдой…

— Голова! — восхищенно отозвался Нарышкин.

— Горизонтальные рули, позволяют аппарату подниматься ввыспрь, — продолжал рассказ Ланжерон.

— А вот эти шнурочки-бляшечки? — допытывался Гроза морей.

— Это сетка нужна, чтоб придерживать оболочку, — бодро сыпал польщенный Яков Аркадьевич. — Название дирижаблю я придумал с аффектацией: «Будитель ума»!

— Отшень красиво! — восхитился молчавший Заубер.

— Ага, Вам тоже понравилось?! — взвился Ланжерон. — Обратите Ваше внимание: для того, чтобы уменьшить лобное сопротивление воздушных масс, я придал аппарату рыбообразную форму…