Андрей Турбин - Авантюристы

Дрогнувшая рука крупье выронила шарик, и все то бесконечно длинное время, покуда он танцевал между цифрами, Нарышкин покрывался испариной. Наконец, слегка покачавшись, шарик остановился на зеленом поле, в середине которого красовались… два ноля.

Зрители ахнули, Моня взвыл.

— «Двойное зеро»! — объявил инспектор, загребая лопаткой фишки Сергея.

— Позвольте, как же так, моя ставка должна была выиграть! — воскликнул Нарышкин, хватая инспектора за руку.

— Вы на «зеро» ставили, а тут, извольте видеть — двойное! — ухмыльнулся тот, пытаясь выдернуть руку. — Пустите, сударь! Да, что Вы, в самом деле!

— Откудова двойное! — взвился Брейман, не управившись с эмоциями. — Ты что обещал, лярва! Зарезал! Как есть зарезал! Укокошил без ножика!

Он уцепился за жилетку Жоржика, пытаясь дотянуться до горла разом побледневшего крупье.

— Ну гляди, сволота, щас у тебе в грызле зубов убавится!

Оба покатились под стол, при этом Брейман нещадно тузил своего знакомца коленками.

— Шоб у тебя заместо палец гангрены повырастали! — рычал он. — Ляжь ровно, погань, я щас тебе буду изображать каннибала!

— Полиция! — в свой черед закричал инспектор, которому Нарышкин пытался скормить свои фишки. Он каким-то образом вывернулся, схватил Сергея за волосы, и в руках у него остался черный флибустьерский парик, приобретенный у лучшего в Одессе куафера Ля Виньота.

— Они жулики! — давясь фишками, заорал инспектор. — Хватайте их!

От соседнего стола отделились два амбала и с интересом уставились на разоблаченного Нарышкина.

— Дывись, Петро! Сдается мене, что ето той мусью, ше на Арбузной гавани пузырь запущать собирался! — густым басом сказал один из них, и в казино сразу стало тихо.

— Чтоб мене! Господин воздухоплаватель! — отозвался второй. — Он, как видно, решил за то, шоб поиграть в наши кровью заработанные ассигнации! Видать, не придумал ничего интереснее, чем просто навсегда зажмуриться.

— А вон и Моньчик тут! Ступай Моня до нас!

Оба детины, раздвигая толпу, двинулись к горе-игрокам, но тут Нарышкин, затрубив, как раненый африканский слон, ухватился за игральный стол и, понатужившись, опрокинул его. Бывшие на зеленом сукне фишки, деньги и даже драгоценности — все это полетело под ноги зрителей. Толпа вокруг стола тут же смешалась. Кто-то кинулся подбирать монеты, кто-то бросился за фишками, остальной доселе мирно глазеющий на игру народ принялся воинственно вопить и с удовольствием бить друг дружку по физиономии. С пышным звоном на паркет посыпалось большое зеркало, в которое кто-то метнул фикусом. Мимо уха Нарышкина просвистел пущенный, будто копье, биллиардный кий и врезался в домовину настенных часов, насмерть убив кукушку или того, кто вместо нее там обитал…

— Ливеруемся! — завопил Моня, оставляя в покое недодушенного, насмерть перепуганного Жоржика и поспешно суя за пазуху разлетевшиеся, словно листья, ассигнации.

Пользуясь суматохой, раздавая направо-налево пинки и зуботычины, Нарышкин с Моней выползли из общей свалки и под жизнерадостную трель полицейской дудки рванули из казино вон.

— Сюдой! — Моня дернул Нарышкина за рукав.

Они кинулись в лабиринт одесских двориков, пахнущих помоями и таранью, мокрым бельем и пыльными каштанами.

— Хорошо поиграли, — хмуро заметил на бегу Моня. — Аж гай шумит!

Нарышкин, шумно сопя и не прекращая ходу, навесил Брейману хорошую затрещину, отчего тот еле удержался на ногах.

— Вот тебе твой «хороший гешефт», скотина! — запыхавшись, выдавил он.

Двор ланжероновой мызы был окружен народом. Окрестные обыватели, грузчики с гавани, торговки рыбой и всякая мелкая босота норовили заглянуть в щели забора, повиснуть на покосившихся воротах, забраться на деревья. Предметом общего любопытства и острых споров была похожая на огромный кабачок, раздувшаяся до неприличия оболочка дирижабля, повисшего над разобранной крышей мастерской.

— Почикайте, бабоньки, якой справный ливер! К ему б ищщо пару пузырев — и совсем как той антон!

— Да ты уж, поди, и забыла який он бывет!

Нарышкин и Моня еле пробились во двор инженеровой хаты, по пути затеяв ссору с компанией каких-то портовых огольцов.

— Ша, босота! — вполне по-одесски огрызнулся на них Нарышкин, тяжело дышавший от долгого бега.

Прорвавшись во двор и кое-как затворив за собой калитку, Сергей первым делом кинулся к Зауберу.

— Плохи наши дела, Иоганн! Мой грех, послушал этого пейсатого краснобая да и полез за длинным рублем!

— Что случаться? — с тревогой поинтересовался немец.

— Случаться то, что с минуты на минуту сюда могут явиться либо полиция, либо наши приятели — кредиторы! — шумно дыша, объявил Гроза морей.

Убираться нам надо отсюда подобру-поздорову!

Он хлопнул по плечу подошедшего инженера:

— Как, Яков Аркадьевич, все ли готово к полету?

— Катенарная подвеска меня беспокоит! — Ланжерон озабоченно поскреб козырек фуражки. — Может и не выдержать!

— Выдержит! — уверенно произнес Сергей и тихо бросил Зауберу:

— Грузите наши вещи, Иоганн. Будем отсюда выбираться!

— Как! Дирижабль надо испытывайт, — удивился Иоганн Карлович. — Он не готов к перелет.

— К черту! — взвился Сергей. — Или летим сей же час, или уже никогда!

— Но как быть с ветер? Нам нужен попутный, в сторону Истанбуль!

Нарышкин послюнявил палец и поднял его вверх.

— Ветер есть. Приятный, легкий бриз… и, может быть, даже в сторону турецкого берега. Вот и славно! Грузитесь, Иоганн Карлыч, или нам с Вами не видать константинопольских реликвий, как своих ушей!

Узнав о предстоящем отлете, Ланжерон вскричал на всю арбузную гавань:

— Не допущу!!!

Инженер заметался по мастерской и, брызжа слюной, принялся что-то доказывать, однако слушать его Нарышкин не стал. Он кивнул Терентию, вдвоем они повалили непокорного строителя дирижабля на диван и спеленали его полотенцами, не забыв и про кляп.

— Послушайте, милый Яков Аркадьевич, — быстро заговорил Сергей. — Не обессудьте, обстоятельства сложились так, что мы вынуждены лететь. Ваше изобретение попадет в газеты, пусть даже и в скандальную хронику, за это я Вам ручаюсь! Мы сами опробуем Ваш аппарат… Считайте, что Вы ненадолго сдали его нам в аренду!

Он порылся в карманах и извлек оттуда жидковатую стопку оставшихся ассигнаций. Отсчитал часть и сунул их инженеру за пазуху.

— Вот. Здесь около тысячи рублей. На первое время Вам хватит… Простите, все, что могу!