Альфред Мейсон - Четыре пера

— А мистер Адер? — спросил Дюрранс. Хотя он был старше вас, но он был добрым. Мне кажется, он вас любил.

— Да. Он был добрым и любил меня. И то и другое правда. Меня удерживало с ним лишь понимание, что он меня любит, если вы понимаете. Вначале я была довольна, полагаю. У меня был дом в городе, а другой здесь. Но было скучно, ох, как скучно! — она развела руками. — Вы знаете закоулки в промышленном городе? Ряды домиков, стоящих бок о бок, до безобразия похожих один на другой, с одинаковыми окнами, дверьми, ступеньками. Над головой шлейф дыма, и вся зелень сводится к растениям в грязном и темном окне. Улица, где любой сумасшедший религиозный шарлатан может пообещать внести немного цвета в их серую жизнь и приобретет столько сторонников, сколько захочет. Когда я вспоминаю свою жизнь, одна из таких маленьких улочек всегда приходит мне на ум. Есть женщины, их множество, без сомнения, для которых управлять большим домом, проводить сезон в Лондоне с обычной чередой визитов достаточно. Я, к сожалению, не из их числа. Скука! Вы со своей сотней тысяч дел не можете представить, насколько угнетающе скучной была моя жизнь. И это еще не все!

Она колебалась, но не могла остановиться на полпути, и слишком поздно было возвращать утраченные позиции. Она пошла до конца.

— Как я уже сказала, я вышла замуж, ничего не зная о важных вещах. Сначала я верила, что мне всего лишь отведена участь всех женщин. Но вскоре начала сомневаться. Я узнала, что из существования можно извлечь нечто большее, чем просто скуку; во всяком случае, у других было что-то еще, но не у меня. Но от этого понимания стало не легче. Если мне встречались мужчина с женщиной, катающиеся верхом, и случалось взглянуть в лицо проезжавшей мимо женщины; или может, поговорить с ней, когда она одна, и по счастливому взгляду и голосу с абсолютной уверенностью я понимала, что существует гораздо большее. Но этого шанса я лишилась из-за своей матери.

Вся суровость исчезла с лица Дюрранса, а миссис Адер говорила с удивительной простотой. В ней не осталось ни следа прежнего ожесточения. Она не призывала к состраданию, она даже не оправдывалась; она просто мягко и спокойно рассказывала свою историю.

— А потом приехали вы, — продолжила она. — Я встречала вас снова и снова. Вы уезжали на службу и возвращались. И теперь я знала: гораздо большее не только существует, оно есть. Но конечно, я по-прежнему была этого лишена. Однако вопреки всему я чувствовала себя счастливее. Я думала, что мне следует довольствоваться вами как другом, следить за вашими успехами и гордиться ими. Но видите ли, приехала Этни, и вы повернулись к ней. Сразу, боже, сразу! Если бы только этого не произошло так быстро! Очень скоро я пожалела, что вы когда-то появились в моей жизни.

— Я ничего не знал об этом, — сказал Дюрранс. — Я даже не подозревал. Простите.

— Я старалась, чтобы вы не догадывались, — сказала миссис Адер. — Но я пыталась удержать вас, всеми силами. Ни одна сваха в мире не работала так упорно, чтобы соединить двух людей, как я старалась соединить Этни с мистером Фивершемом. И мне это удалось.

Это заявление поразило Дюрранса. Он прислонился спиной к живой изгороди и чуть не рассмеялся. Вот где начало печальной истории. Из какого пустяка она выросла! Банальная мысль, но от ее последствий перехватило дыхание. Таким был и Дюрранс в те дни, когда шел своей дорогой, не обращая внимания на окружающих, никогда не думая о том, что они в тот момент влияют на его жизнь вплоть до гибельного дня. Бесчестие и крах Фивершема, годы несчастья Этни, утомительное притворство последних месяцев, все это возникло много лет назад, когда миссис Адер, чтобы сохранить Дюрранса для себя, подтолкнула Фивершема и Этни друг к другу.

— И мне это удалось, — продолжила миссис Адер. — Вы рассказали об этом однажды утром в Роу. Как я была рада! Вы этого не заметили, я уверена. В следующее мгновение вы разрушили всю мою радость, сказав, что уезжаете в Судан. Вы отсутствовали три года. Для меня это были несчастливые годы. Вы вернулись. Мой муж умер, но Этни была свободна. Этни отказалась от вас, но вы ослепли, и она пожалела вас. Понимаете, какие взлеты и падения выпали на мою долю. Но эти месяцы здесь были самыми худшими.

— Мне очень жаль, — сказал Дюрранс. «Миссис Адер совершенно права, — подумал он. Нужно было что-нибудь ей сказать. Мир жестоко с ней обошелся».

Он мог понять, что она испытала, ведь во многом так же страдал и сам. Для него было совершенно ясно, почему она предала тайну Этни той ночью на террасе, и поэтому он проявил к ней мягкость.

— Мне очень жаль, миссис Адер, — нескладно повторил он. Он не знал, что еще сказать, и протянул ей руку.

— Прощайте, — сказала она, и Дюрранс перебрался через проем в живой изгороди и пересек поля в сторону своего дома.

Миссис Адер долгое время после его ухода стояла у живой изгороди. Она сделала свое дело и нанесла удар себе и мужчине, которого любила.

Это было абсолютно ясно. Заглянув немного вперед, она поняла: если Дюрранс в конце концов не разорвет помолвку с Этни, женится на ней и поедет на её родину, он вернется в Гессенс. Эта мысль еще более отчетливо показала миссис Адер глупость её выходки. Если бы только она промолчала, то сохранила бы по соседству настоящего и верного друга, а это уже кое-что. Это было бы здорово. Но, поскольку она проговорилась, они не смогут теперь без смущения встречаться и сердечно общаться. У них навсегда останутся воспоминания о том, что сказала она и услышал он в день своего отъезда в Висбаден.

«Бессердечная страна, населенная бессердечным народом», — подумал Колдер, путешествуя по Нилу из Вади-Хальфы в Асуан во время трехмесячного отпуска. Он наклонился над поручнем верхней палубы парохода и посмотрел вниз, на привязанную рядом баржу. На нижней палубе баржи среди местных пассажиров стоял ангареб, на нем растянулось неподвижное тело, завернутое в черное.

Ангареб с ношей перенесли на борт рано утром в Короско два араба, которые теперь смеялись и болтали на корме баржи. Возможно, на лежанке распластался мертвец, поэтому они не обращали на него внимания.

Колдер поднял взгляд и посмотрел сначала направо, потом налево — на ослепительный песок и бесплодные скалы, похожие на строгие формы пирамид. Узкая скудная полоска зелени у кромки воды по берегам была единственным откликом Судана на весну и лето, и на благотворный дождь. Бессердечная страна, населенная бессердечными людьми.

Колдер вновь окинул взглядом ангареб на палубе баржи и лежащую на нем фигуру. Мужчина это или женщина, он не мог сказать. Черное покрывало окутывало лицо, очерчивая нос, впадины глаз и рта; но есть ли над губами усы, а на подбородке борода, оно скрывало.