Юдифь Готье - Завоевание рая

Голос замер, арфы еще несколько минут звучали одни, а Урваси исчезла в полутени, которая спустилась, как газовое покрывало, на дворец.

Бюсси стоял облокотившись и охватив голову руками. Он дрожал от сильного волнения. Было ли это пение признанием? Было ли оно обращено к нему, или же здесь намекалось на царственного жениха?

— Увы! — вскричал он. — В самое высшее опьянение счастьем для меня всегда закрадывается горький яд сомнения.

Наик подошел незаметно.

— Нужно войти в комнату, господин, — сказал он. — Падает ночная роса, обильная, как дождь. Она полезна для растений, но пагубна для людей. И потом, все удивлены твоим отсутствием, и весь двор ждет тебя, чтобы председательствовать за ужином.

— Иду, Наик, — сказал Бюсси. — Но какой у меня будет вид? Меня бьет лихорадка, я не могу совладать с моим волнением. Постарайся разыскать мусульманского доктора; попроси у него для меня снотворного питья, чтоб я мог забыться до завтрашнего дня. Иначе я сойду с ума.

Тронная зала была обширна, как храм, продолговатая С каждой стороны, вдоль стены, тянулся ряд четырехугольных колонн, на которых стояли статуи, изображавшие всех царей Бангалора, которые происходили из Лунной династии. Выпуклые знаки зодиака украшали потолок, и Мегим, овен, нагнув голову, держал на своих рогах большую золотую люстру с сотней свечей. Подножия статуй и промежутки между ними были убраны голубой шелковой материей, затканной серебром, к которой прислонялись воины и толпа придворных.

В глубине залы четыре белых мраморных слона поддерживали своими поднятыми хоботами пирамидальный балдахин над троном. Трон, слоновые ножки которого утопали в толстых коврах, состоял из широкого сиденья без спинки; оно было покрыто голубыми бархатными подушками, вышитыми золотом и мелким жемчугом. За ним находился большой щит, изображавший хвост павлина, сделанный из изумрудов и сапфиров. Посредством искусного расположения, в часы аудиенций, солнце ударяло в высокую дверь против трона; и когда она растворялась, снопы солнечных лучей падали на монарха, зажигая драгоценные камни его убора и окружая сверхъестественным сиянием царское величество.

Когда обе половинки двери распахнулись перед Бюсси, а четыре герольда выкрикивали его имена и звуки музыки и труб приветствовали его, он остановился на минуту на пороге, ослепленный солнцем Вся зала исчезала перед блеском трона, все мелочи которого бросались в глаза.

Царица сидела со скрещенными ногами, подобно богине, и одетая, как она. На голове у нее была сквозная золотая шапочка, окаймленная венцом на подобие листьев, который со лба спускался за уши и кончался немного выше плеч, в виде извивающейся змеи. Стан ее был обнажен, но окутан сетью из переливающихся драгоценных камней. Пояс, в виде золотых пальмовых листьев вперемешку с жемчужными кистями, ниспадал на узкую юбку из шелковистой материи небесно-голубого цвета, всю покрытую бриллиантовой росой. Она держала скипетр, который оканчивался цветком лотоса, и казалась такой лучезарной, что сверкавший за нею сноп сапфиров и изумрудов представлял относительно темный фон.

Предшествуемый церемониймейстерами, которые опирались на высокие золотые трости, посланник подвигался в сопровождении французских офицеров, умаров и рабов, которые несли подарки царя. Дверь снова закрылась, и ослепительное видение потускнело, стало более мягким. Бюсси искал прекрасный обожаемый взгляд: он встретился с ним — и его горячие живительные лучи затемнили весь этот безжизненный блеск.

Кроме царицы, сидевшей одиноко на возвышении, все присутствующие стояли. Слева находились принцессы в самых дорогих уборах, астрологи, кудесники; справа — брамины белые и в белых одеждах; затем следовали по обеим сторонам залы знать, военачальники, придворные поэты, чиновники.

В нескольких шагах впереди трона сидели на цепи, прикрепленной к кольцам в полу, три тигра с ошейниками из драгоценных камней. Они казались пресыщенными и дремали, положив морды на протянутые лапы и жмуря свои золотые глаза.

Для посланника, как представителя царя, который не должен стоять, было устроено сиденье с гербом, убранным цветами. С одной стороны караул держал знамя Декана, с другой — развевалось французское знамя в руках гренадера. Но прежде чем дойти до своего места, посланник должен был воздать почести царице, преклонившись перед ней так чтобы лоб его коснулся ее ног, потом вручил ей послание субоба, которое было запечатано и заперто в ящичке: принц, в качестве жениха, хотел, чтобы оно было тайное.

Бюсси приблизился, охваченный религиозным волнением, воображая себя, действительно, на ступенях алтаря, чтобы поклониться божеству. Вместо лба, он почти невольно коснулся губами этой хорошенькой обнаженной ножки, украшенной кольцами, с красной пяткой, выкрашенной соком мендхи и переплетенной золотой цепочкой.

Урваси вздохнула и сказала дрожащим голосом:

— Слава посланнику! Да будет счастлив священный гость, который нашел приют под нашей кровлей! Да проживет он под ней многие дни, и пусть дворец покажется ему достойным!

Бюсси созерцал ее. Находясь совсем близко от нее, вдыхая ее благоухание, он вообразил, что они были одни, как бывают в глубине святилища священник со своим богом. Погрузившись в восторг, он забыл всю эту толпу, посольство, церемонию и весь мир. Встревоженные хаджибы заволновались, думая, что молодой иностранец забыл выученное наизусть приветствие. Лила также испугалась; но она была слишком далеко, чтобы предупредить своего друга. Царица, которая забылась так же, как и он, внезапно очнулась, сознавая опасность, и проговорила, почти не шевеля губами:

— Говори, господин, не выдавай себя.

Мощным усилием он овладел собой и снова обрел холодное достоинство. По зале раздался его твердый и ясный голос:

— Украшение Мира, могущественная царица! Я целую землю, которую ты попираешь ногами, и пыль, которую освещают твои шаги. Я пришел поклониться тебе от имени царя Декана, Божественной Тени, Опоры Мира, который попирает коронованные головы и которого всемогущий Могол называет своим возлюбленным сыном. Я пришел от Салабет-Синга, который гордится быть твоим рабом и посылает тебе это тайное письмо, запечатанное его царской печатью, которого никто не должен читать прежде тебя.

Подошел паж, держа на материи, сложенной вчетверо, ящичек, выложенной рубинами. Посланник открыл его, вынул письмо, написанное на белом атласе, и, приложив его ко лбу, подал царице. Урваси, держа письмо кончиками пальцев, устремила на Бюсси взгляд, полный тоски, который ясно говорил ему: