Карен Мейтленд - Проклятие виселицы

Однако, как говорил сам Фарамонд, изо всех сил стараясь успокоить рыдающую жену, это просто война, дворянство намерено свергнуть злобного тирана, которого осудил даже Папа. Человек, избавивший мир от врага Господа и святой матери-церкви, короля Иоанна, получит папское благословение. Конечно, понтифик высказался далеко не так определённо, но всем было понятно его мнение — любого, кто поможет свергнуть злодея, благословит сам Бог.

Лёжа без сна на качающемся корабле и борясь с постоянно подступающими рвотными позывами, Фарамонд повторял эти слова. Бог на их стороне. Теперь, страдая от страха перед тем, что принесут ближайшие часы, он снова пытался напоминать себе об этом, но понимал — это всего лишь слова. Не в силах убедить себя, что выполнить богоугодное дело так просто, как говорил другим, дрожа от холода, он мог думать лишь о том, как их схватят, станут издеваться, подвергнут пыткам, а потом...

Святой Юлиан, все святые, молю защитить меня. Фарамонд тронул ладонью куртку на груди, маленький серебряный ковчежец с крошечным фрагментом кости святого Юлиана из Бриуда под кристаллом прозрачного кварца. Жена продала все свои драгоценности, чтобы купить эту реликвию — так отчаянно она хотела, чтобы муж был в безопасности.

Один из матросов, несущий вахту на палубе, внезапно замахал капитану, и тот в одно мгновение оказался рядом с ним, пристально вглядываясь в берег. Уже совсем стемнело, лишь на холмах над болотами крошечными рубинами светились огоньки деревень. Матрос указал на что-то там, в стороне болот, и капитан кивнул. Он поднял фонарь, освещая поручни, и быстро опустил, повторив сигнал трижды. Потом, шмыгнув в укрытие, где сидели французы, потряс ближайшего за плечо, чтобы разбудить.

— Лодки уже в пути. Будьте готовы, как можно быстрее. И не звука до тех пор, пока они не скажут, что вы в безопасности. На болотах много ушей.

Фарамонд и его товарищи быстро оделись, запахнули плащи, в сотый раз проверили, что их баулы и сумки надёжно связаны. Они ехали налегке, никаких писем, только пара сменной одежды и немного еды. Ничего, что могло помешать им, если придётся бежать, кроме плоских круглых серебряных слитков, привязанных на груди у каждого, под рубахой. Громоздкие диски уже натирали кожу, но без них обойтись нельзя — ведь людям придётся платить, и немало.

Капитан жестом приказал им пригнуться и кивнул в сторону борта, где между поручнями уже развернули верёвочный трап. Фарамонд так окоченел от холода, что с трудом сумел даже подняться, не то что устоять на качающейся палубе. Он упал на колени и пополз, а добравшись до поручней глянул вниз, на чёрную воду. Как только глаза привыкли к темноте, он разглядел внизу три контура, движущиеся по воде к кораблю. За шумом ветра, поющего в снастях корабля, и ровного хлопанья волн по борту с маленьких лодок не слышно было плеска опускаемых в воду вёсел. Но лодочники явно знали своё дело, и это немного успокоило Фарамонда.

Внутри него всё до боли сжималось. Он заглянул через поручни. Корабль качался на волнах, и с каждым рывком верёвочный трап с силой бился о борт. Он казался очень длинным, уходящим далеко вниз. Корабль в темноте словно скользил по огромной куче чёрных червей, пожиравших какого-то огромного зверя там, внизу. Фарамонд дрожал. И не только от холода.

К борту приблизилась первая лодка. Стоявший на корме человек грёб единственным веслом, раскачиваясь из стороны в сторону, пытаясь поставить маленькую лодку так, чтобы человек на носу смог поймать брошенную с корабля верёвку.

Матрос уже собрался бросить её вниз, как вдруг из задней лодки раздался резкий писк, похожий на крик чибиса. Испуганный Фарамонд увидел, что лодка тут же развернулась и исчезла в темноте так же быстро, как приблизилась.

— Стойте, куда же вы? — выкрикнул Фарамонд, начисто позабыв капитанское предупреждение молчать.

Но капитан неподвижно застыл, вглядываясь в небо над проливом между островом Ярмута и материком. Потом он стал отдавать команды. Не успев ещё толком понять, что случилось, Фарамонд почувствовал, как чьи-то сильные руки хватают его и толкают назад, к открытому люку.

— Лезь сюда, прячься, прячься!

Его с такой силой толкнули по шаткому деревянному трапу, что на полпути вниз он потерял равновесие и свалился в вязкую грязную воду. Там было не больше фута глубины, но доски внизу оказались скользкими, и он не мог устоять. На секунду ему показалось, что от падения он ослеп, настолько полной была темнота, но он слышал ругань своих спутников, шлепавших по грязи. От жуткой вони сперло дыхание, воздух жег грудь — он будто свалился в озеро тухлых яиц. Затем он услышал, как над головой ставят на место решетку люка.

Голос капитана крикнул:

— Если хотите жить, сидите тихо, как покойники. Там корабль короля Иоанна, направляется прямо к нам...

Если капитан и сказал что-то ещё — Фарамонд не слышал. Поверх решётки люк захлопнули деревянной крышкой, и французы услышали, как забивают болты.

В трюме они, как велено, совершенно прекратили барахтаться в попытках встать, несмотря на то, что сидеть в ледяной воде ужасно тяжело. Корабль качало, и вода то и дело заливала их спины, а тяжёлые удары волн о деревянный корпус эхом отдавались в темноте. Сверху доносились крики, рёв команд, но толстое дерево заглушало звуки. Фарамонд слышал, как люди рядом с ним тяжело дышали, пытаясь ухватить хоть глоток воздуха — от вонючей воды поднимался ядовитый газ. Потом что-то тяжёлое со скрежетом прошло по шпангоутам судна. Значит ли это, что корабль захвачен, и они тоже? И на борт уже прыгают солдаты короля, чтобы обыскать каждый фут "Святой Катарины"?

Несмотря на предупреждение капитана, Фарамонд стал осторожно пробираться по вонючей воде в сторону люка, стараясь не оказаться на свету, если люк откроют. Насколько он мог слышать, остальные тоже потихоньку двигались, ругаясь под нос, когда задевали руками или ногами шершавые балки. Они прислушивались, пытаясь разобрать тяжёлый топот ног над головой, грохот бьющихся ящиков и крики споров, но не слышали ничего кроме плеска воды, ни единого голоса.

Возможно, капитану удалось убедить людей короля, что весь груз судна составляют бочки с вином и другие припасы, лежащие на палубе. В трюме стояла такая темнота, что у Фарамонда, напряжённо вглядывавшегося во мрак, начали болеть глаза — он отчаянно пытался разглядеть хоть маленький проблеск света, знак того, что люк открывают.

Наконец он увидел просвет, оранжевую линию, такую тонкую и яркую, что на мгновение решил — его подводят глаза, уставшие глядеть в темноту. Он увидел вторую полоску света и попятился. Если нырнуть с головой под воду — как долго ему удастся не дышать? Но свет шёл не оттуда, где, как он считал, находился люк, хотя в темноте это трудно припомнить.