Юлия Гнатюк - Деревянная книга

– Завтра я поеду к маме, а с понедельника начинается лагерная смена, – сказала Лида, прощаясь.

Через три дня Чумаков отыскал ее в лагере. Но Лида была так озабочена началом, когда всех детей надо было взвесить, обмерить, проверить наличие справок и прочими хлопотами, что разговора не получилось. Строгая Лида в белом халате и шапочке показалась ему далекой и недоступной, как Луна в небе.

Не желая быть навязчивым, он не появлялся несколько дней.

В один из вечеров окно рядом с медпунктом долго не гасло. Устроившись в своей комнатушке, Лида достала со дна сумки общую тетрадь. Покусывая кончик ручки, девушка посидела, задумавшись, потом сделала очередную запись в своем дневнике. Убрав ручку и тетрадь, вспомнила, что сегодня молодая часть лагерного персонала собиралась на «пионерский костер»: зав столовой Жора организовывал «шашлычок». Лиде не очень хотелось идти: водка, сигареты, сальные шуточки, как непременный атрибут подобных «собраний» – все это было неприятно, но оставаться одной еще хуже. Она заперла дверь и пошла к выходу.

Уже десять дней Чумаков не виделся с Лидой. Еще раньше, в «той» жизни, он научился тонко чувствовать людей, а после ранения эти способности обострились. Хотя зачем они нужны в его нынешнем положении?

Вот и теперь он понял, что Лиду необходимо на какое-то время оставить одну, хотя между ними ничего не произошло. С первых минут встречи он увидел в глазах девушки какую-то печаль и затаенную боль, поэтому старался не задеть нечаянным словом, а как-то развеселить, отвлечь. Ему было приятно и интересно общаться с ней, и все же решил некоторое время не тревожить Лиду своим присутствием.

Лишь спустя полторы недели Вячеслав приехал снова. Но по дороге пробилось колесо, а запаски не было, пришлось бортировать и ставить новую камеру. Пока он возился, поздние летние сумерки плавно перетекли в ночь. Медпункт, естественно, был закрыт. Лида наверняка давно спала. Чумаков уселся на узкой – в одну доску – лавочке, освещенной фонарем, по привычке разминая колено и вдыхая удивительно свежий ночной воздух, лагерь находился в сосновом лесу. Неожиданно из-за угла соседнего домика показался знакомый силуэт. Лида поравнялась с Чумаковым и вдруг остановилась, удивленная:

– Вячеслав… Вы?..

– Угу. Мы тут все вместе… Лида, у меня сейчас нет с собой вина, чтобы опять пить на брудершафт…

Лида присела на скамейку рядом.

– Извини, – примирительно сказала она, – давно не виделись, вот и выскочило…

Где-то совсем рядом за деревьями плескался Днепр. Теплый ветер на легких крыльях скользнул мимо, принеся запах речной свежести и душистой хвои.

– Хорошо здесь! – сказал Чумаков, – медленно и с наслаждением вдыхая ночные ароматы.

– Да, воздух удивительный, – согласилась Лида. – Мы иногда до двух-трех ночи у костра сидим, песни поем с вожатыми отрядов, и все равно успеваем выспаться.

Помолчали.

– А я сегодня о тебе вспоминала, – глядя куда-то в сторону, сказала Лида.

– Потому и приехал…

– Серьезно? – она повернулась, стараясь по выражению лица определить, шутит ли опять ее собеседник.

Из-за угла медпункта вышли две девушки.

– Ой, Лид, у тебя гости? А мы за тобой…

– Идите сами, девчата, я не пойду, – ответила Лида.

Девушки упорхнули, предварительно смерив Чумакова с ног до головы оценивающими взорами.

– Пройдемся? – предложил Вячеслав.

Они спустились к Днепру и медленно пошли вдоль берега. Здесь воздух был влажнее и гуще, лягушки орали, казалось, в самые уши. Выведя за пределы лагеря, тропинка вильнула в проем между разогнутыми стальными прутьями ограды и углубилась в лес. Хвоя мягко пружинила под ногами, деревья придвинулись вплотную и казались сплошной черной стеной. Почти наощупь набрели на поляну, где лежало бревно, и виднелись остатки кострища.

– Присядем…

Устроившись, опять помолчали.

– Когда мы в последний раз виделись, я уставшая была, в первый день столько работы…

– Не оправдывайся, пожалуйста, ты ничем мне не обязана.

– Скажи, Вячеслав, – после паузы осмелилась спросить Лида, – тебя в жизни когда-нибудь предавали?

– Бывало, – кивнул Чумаков, – но, наверное, я сам был в этом виноват…

– Как это? – не поняла девушка.

– Не сумел верно оценить человека, возложил на него надежды, которые не могли оправдаться…

– Но разве об этом можно знать заранее? – удивилась Лида. – Ведь часто бывает, что человек сначала один, а потом совсем другой становится…

– Нет, не бывает, – отвечал Чумаков. – Стержень человеческой сущности формируется в раннем детстве, лет до семи, наверное, и в дальнейшем мало подвержен изменениям. Другое дело, что зачастую мы воспринимаем человека не таким, каков он есть, а приписываем ему собственные мечты, желания, фантазируем образ, а затем обвиняем в предательстве. Если я, например, плохо разбираюсь в деревьях и, купив саженец, мечтаю о прекрасных яблоках, но однажды вижу на нем сливы, мне ведь не придет в голову обвинять сливу в предательстве моей мечты. Прежде чем ожидать плодов, я должен знать конкретное содержание, сущность своей мечты и целенаправленно искать то, что надобно.

– Люди – не деревья, в жизни все гораздо сложнее, – не согласилась Лида.

– Бесспорно, – не возражал Вячеслав. – Быть «агрономом жизни», разбираться в «сортах» людей – самая сложная наука, многие законы которой еще до сих пор не открыты.

– Я понимаю: законы в химии, физике…

– А разве мы сами не химия, не физика, не энергетика? – улыбнулся Чумаков.

– Ну, это как-то слишком материалистично, есть ведь еще душа, чувства…

– А разве душа функционирует по каким-то особым законам? И что ты понимаешь под этим словом?

– Наверное, внутреннюю суть. Ведь считали же раньше, что душа есть у всего: деревьев, озер, лесов. Я думаю, что Лешие, Бабы-яги, Русалки, Водяные как раз и есть выразителями души леса, реки, поля… – она не договорила. Какая-то тень беззвучно скользнула почти над самыми головами.

– Наверное, летучая мышь вылетела на охоту, – предположил Чумаков.

Оглянувшись, Лида вдруг порывисто поднялась.

– Ой, что это? – воскликнула она, указывая в темноту.

Среди высокой травы светились голубоватые искры.

– Это светлячки, – сказал Чумаков.

– Надо же! Я никогда раньше не видела светлячков!

Лида подошла ближе, наклонившись, осторожно подняла светлячка, положила себе на ладонь.

– Какое чудо! – восхитилась девушка. – Они похожи на пылинки упавших звезд!

Чумаков собрал еще несколько штук, положил на Лидину ладонь.

– У тебя холодные пальцы, – заметил он, – озябла?

Расстегнув шерстяную «олимпийку», накрыл Лиду одним «крылом», и они, тесно прижавшись, пошли по тропинке. Светлячки на Лидиной ладошке горели, как россыпь бриллиантовых шариков.