Юлия Гнатюк - Деревянная книга

Лучники и самострельщики продолжали разить конного противника, посылая меткие стрелы поверх голов соратников с расстояния буквально в десяток-полтора шагов.

Крики людей, ржание и храп животных, свист стрел, грохот щитов, звон мечей, команды, подаваемые с обеих сторон десятниками и сотниками своим воинам – все слилось в единый невообразимый гул, гул пиршества смерти. Уже не было безудержно несущейся конницы и атак лучников, началась драка, бой, сеча. Кметы, оставшиеся без сулицы или рогатины, тут же пускали в ход припасенные боевые цепы, топоры, кинжалы, прикрываясь и отражая удары круглыми облегченными щитами. Могучий широкоплечий кузнец споро орудовал тяжелым мечом, который в его сильных руках казался почти невесомым, он отбивал удары печенежских сабель и тут же предпринимал ответные сокрушительные выпады. Прочные наручи, которые он выковал себе, как и прочее снаряжение, были сделаны так хитро, что не только не разрубались ударом меча, но и распределяли удар по всей поверхности, пружинисто играя двумя слоями брони. Рядом с ним многие уже вступили в рукопашную схватку с вышибленными из седел печенегами. Тут даже ополченцы чувствовали себя уверенно, опрокидывая врагов не только оружием, но и могучими ударами кулаков, отработанными в крепких кулачных боях, что сызмальства были знакомы каждому русскому мужику.

Теснимые печенегами, ополченцы постепенно отходили к тяжелой пехоте, вооруженной обоюдоострыми мечами, копьями и большими щитами. Задачу свою – остановить вражескую конницу и заставить ее увязнуть в рядах обороняющихся – ополченцы выполнили большой кровью.

Пропустив отступающих кметов, тяжелые ратники выстроились в «стенку». Плотно сомкнув ряды, они ощетинились рядами копий на разной высоте так, что ни конный, ни пеший противник не оставался «без внимания». Чтобы пробить такую «стенку», нападающие не только должны были обладать большой отвагой, но и значительно превосходить обороняющихся числом, потому что, стремясь сломить живое заграждение, они несли большие потери.

Использовав копья, ратники вступили в схватку, присоединив к общему гулу сечи звон своих обоюдоострых мечей, владеть которыми они обучались с детства. Истые умельцы воинского искусства, они могли одинаково хорошо сражаться как в пешем строю, так и в конном. Их доспехи были прочны и удобны, каждая пластина и ремешок подогнаны по телу, руке и манере ведения боя. Это был резерв из числа княжеских дружинников, оставляемых для защиты градов. На них возлагалась основная надежда, потому что, невзирая на малость числом, каждый из них стоил десятерых воинов.

Русские обоюдоострые мечи давно снискали себе славу и уважение во многих землях. Однако каждое оружие может быть действенным только в умелых руках, и каждому его виду соответствует своя манера ведения боя. Так, сильно изогнутые сабли восточных народов, короткие мечи римлян, длинные двуручные мечи западноевропейских рыцарей или японские мечи с расширяющейся верхней частью – все они исходили из характерных особенностей каждого народа, его образа жизни, философских и культурных традиций.

Русскому воину, высокорослому и широкоплечему, подходило оружие под стать его силе, коим был меч, более длинный, чем римский, но и не такой тяжелый, как западноевропейский. Русский воин должен был владеть им свободно, как одной рукой, так и двумя, поскольку еще одной особенностью славянских народов на поле боя являлась их универсальность, они издавна воевали так, как того требовали конкретные обстоятельства. Таким образом, русские мечи были достаточно сильны, чтобы разрубить прочную броню, но и достаточно быстры, чтобы не уступить легким саблям кочевников. Обоюдоострость меча требовала и особых навыков: удар мог производиться обратным движением сразу после предыдущего, то есть вместо сабельного взмах-удар-взмах-удар, шел взмах-удар-удар-удар.

Так же продуманно были сделаны и русские доспехи, обеспечивающие телу гибкость, подвижность и защищенность особой конструкцией: они выполнялись на манер рыбьей чешуи из тонких стальных пластин, накладывающихся одна на другую. Чешуйчатые доспехи, или «копытная броня», была древним изобретением племени Костобоких. Русская кольчуга разных способов плетения, и конический шелом, и обоюдоострый меч, круглый и каплевидный щит – все это свидетельства незапамятных воинских традиций русов, их смекалки и умения защищать себя от врагов с прадавних времен, покрывая клинки своего оружия доблестной славой.

Дюжий печенег, поднявшись в высоком седле, пробивался особо яростно, увлекая своим примером других. Вот быстрая сабля, свистнув, обрушилась на ближайшего руса, который, несмотря на свой высокий рост, все же успел мгновенно отклониться, и вместо шеи дружинника сталь полоснула по шишаку шлема и врезалась в окованный край щита. Почти одновременно дружинник ударил умбоном щита в морду лошади, та заржала и вскинулась на дыбы, отчего второй удар печенежской сабли снова не достиг цели, а дружинник, заблокировав ее возвращение, нанес степняку колющий удар мечом. Но теперь рослому дружиннику пришлось иметь дело сразу с тремя печенежскими всадниками, так как его напарник пал, сраженный стрелой. Туго пришлось бы воину, если бы не юркий кмет, всадивший короткое копье в бок одного из нападавших.

То тут, то там в «стенке» образовывались бреши, куда затекали печенеги. Чаще замелькали в лучах уже полуденного солнца обоюдоострые клинки дружинников, топоры, палицы и цепы ополченцев. Но сейчас все решало не только их мужество и стойкость, но и действия боярина Кореня, бывшего главой русской конницы. Сражением на поле руководил черниговский воевода, а киевская конница, укрывшись до поры в чаще леса, ждала знака, чтобы вступить в бой. Знак этот, будь он подан раньше или позже положенного, не стал бы решающим в исходе сражения. Только нанесенный точно, в нужный момент, внезапный удар засадного отряда мог принести победу.

Боярин наблюдал за битвой с лесистого холма, укрывшись за кустами. Несколько лучников, сигнальщиков с рогами и посыльных находились подле него, держа под уздцы находящихся в полном боевом снаряжении лошадей. Сам Корень в чешуйчатых начищенных доспехах, но без шлема, весь был поглощен созерцанием битвы, впиваясь очами в казавшиеся крошечными фигурки. Одновременно выслушивая доклады подбегавших к нему посыльных, он улавливал звуки битвы, чувствуя ее каждым нервом тела, как песенник чует и понимает каждую струну своей кобзы. Боярин понимал, что конницу пора пускать в дело: то один, то другой посыльный возвращался с известием, что печенеги теснят все сильнее, но беспокоило отсутствие вражеской засады. Неужто все силы кинули? Не похоже на них, не похоже… Можем ударить сейчас с тыла, а ну как их резерв сзади замкнет? Думай, Корень, решай непростую задачу…