Юлия Гнатюк - Деревянная книга

– Ты недавно вернулся издалека? – вдруг в упор спросил отец Андрей. Чумаков разом осекся, и нависла пауза. – Слышал, слышал, где ты работаешь, – продолжил духовник. – По правде говоря, представлял тебя преподавателем или юристом – адвокатом там, или прокурором…

– А я, Андрюша, был уверен, что ты станешь знаменитым ученым-биологом или историком, археологом, художником или писателем, в конце концов!

– Ты прав, – карие чуть выпуклые глаза отца Андрея стали серьезными, – три стихии человеческого бытия влекли меня с детства в равной мере: наука, писательство и церковь. Я решил соединить все три пути в один…

– Ну и как, получается?

– Не всегда. Порой бывает так тяжко, что, кажется, не хватит сил. Но всякий раз я обращаюсь к Господу, и Он укрепляет и поддерживает. А вот как вы, неверующие, можете существовать без Всевышнего в сердце, этого я не могу понять…

– Есть и у нас, Андрюша, внутри такой стальной стержень, который не дает согнуться перед разными обстоятельствами.

Лукавая искорка блеснула в очах отца Андрея:

– Этот стержень, друг мой, именуется проще – Душа…

Вячеслав помедлил секунду, а потом обхватил духовника за шею, как бы желая побороть его. Стул скрипнул, зазвенела посуда, вилка упала на пол.

– Сейчас я докажу тебе первичность материи!

Потузив друг друга, оба расхохотались.

– Сколько не виделись, уже седина в волосах, солидные мужи, а встретились – и опять за старое!

Чумаков не успел договорить. Залаял пес, кто-то открывал калитку. Отец Андрей вышел, послышались приглушенные голоса. Через несколько минут он вернулся.

– Надо идти, старушка тяжелобольная исповедаться хочет. А ты отдохни пока, с дороги ведь.

– Ты же здесь не работаешь, почему за тобой пришли?

Другого священника поблизости нет, – коротко ответил отец Андрей.

Вскоре он появился уже переодетый в темно-фиолетовый подрясник и епитрахиль, с наперсным крестом на груди и чемоданчиком в руке. Чумаков видел в окно, как Андрей ушел в сопровождении двух древних бабушек.

Странно, но разность взглядов с Андреем не мешала им дружить. Случались, конечно, и обиды, и ссоры, но оба скоро искали примирения. В школе энциклопедическая ученость Андрея восхищала не только учеников, но и учителей. В младших классах он уже прочел «Фауста» Гете и бегал на лекции в университет, где училась его мать. Вячеслав невольно тянулся за другом и, возможно, благодаря именно Андрею, обрел страсть к книгам. Но его не привлекал оккультизм, магия, теософия. Он больше интересовался приключениями и научной фантастикой, восхищаясь героями романов Беляева и Ефремова, которые пробуждали в душе светлые и возвышенные чувства, вселяя уверенность в будущем.

Андрей был от природы крепким парнем, а Вячеслав – довольно тощим подростком. Поэтому сферой интересов Славы стали книги о самосовершенствовании, разных стилях борьбы, управлении психоэмоциональным состоянием. Его любимыми философами были Сократ, Лукреций, Кант, а из современных – Эвальд Ильенков. Вячеслава покорил конкретный опыт работы Ильенкова в Загорском детдоме для слепоглухонемых детей, которых он, по сути, вырвал из небытия. Они стали не просто людьми, «как все», но настоящими личностями, интеллектуалами. Это была практическая диалектика!

Андрею нравились фильмы Тарковского, а Вячеслав знал наизусть «коронные» фразы из фильмов Гайдая. И все же им было интересно вместе. Сейчас, спустя почти два десятка лет, в глазах Андрея светилась та же неукротимая энергия, он по-прежнему был деятелен и неутомим.

Чумаков прошелся по комнате, взял с тумбочки стопку газет и журналов, уселся на диван и стал их просматривать. Религиозная пресса здесь была смешана со светской, Андрей не отстает от времени! Вот несколько номеров газеты «Секретные архивы». Стоп, ведь ее, кажется, редактирует известный писатель… – Чумаков бегло взглянул на последнюю страницу, – да, Юрий Степанов!

Вячеслав встал и заходил с газетой по комнате. Он знал, что этот писатель сотрудничает с КГБ, конкретно, с разведкой и контрразведкой. Большая часть его детективов написана на реальных фактах. К тому же он – один из немногих советских писателей, кто печатается в Америке, и его книги имеют ажиотажный спрос. Используя свои международные связи и высочайший авторитет, Степанов способствовал возврату в Союз многих культурно-исторических ценностей, нелегально «уплывших» за границу. Знает ли об этом Андрей? И почему он интересуется именно этой газетой?

Ответ нашелся через минуту и сразил Чумакова своей неожиданностью. В перечне «редакционный совет» он вдруг увидел фамилию Андрея. Это уже не было случайностью или совпадением. Андрей и Юрий Степанов не только знали друг друга, но и сотрудничали в одной газете! Многие из опубликованных материалов действительно до недавнего времени носили гриф «секретно», и представление их широкой общественности делало газету необычайно популярной. Это была трибуна, с которой высказывались смелые речи, будоражащие сознание людей. Чумаков только теперь в полной мере почувствовал, какие глобальные перемены произошли в стране за время его отсутствия.

Две недели назад он действительно вернулся после длительной «загранкомандировки» и был потрясен изменениями, как будто попал совсем в иную страну. Очереди за хлебом, абсолютно пустые витрины магазинов, жаркие дебаты о рыночной экономике. Радио и телевидение в прежних традициях вещало об очередном, XXVIII съезде КПСС, звучал доклад генерального секретаря Михаила Горбачева, однако и в самом докладе, и в прениях сквозила какая-то неуверенность и тревога. Генсек говорил, что страна «на переломе» и что она либо пойдет путем глубоких преобразований, либо… – он сам, видимо, не знал дальнейшее и обтекаемо назвал второе «либо» «наступлением довольно мрачных времен».

Наружу выползали многие секреты и тайны, и сами спецслужбы выдавали их. Бывший генерал КГБ, которого Чумаков хорошо знал, за свои «откровения» был лишен всех наград и званий, но тем не менее ходил в героях и даже не был посажен за решетку. Это значило, что власть теряет силу.

В их ведомстве тоже ощущались перемены. Происходили скоропалительные, подчас случайные перестановки, появлялись новые люди. Минула неделя с тех пор, как Чумаков сдал свой меморандум – отчет о проделанной работе, – ответил на все вопросы, расписался во всех ведомостях и со дня на день должен был получить долгожданный отпуск, но пока продолжал каждый день приходить на Лубянку. Его подключали то к одному, то к другому делу, ничего конкретного не поручали, но и «вольную» почему-то не подписывали.

– Вячеслав Михайлович, – как-то обратился к нему начальник отдела, – пока начальство твой меморандум изучает, давай, помоги в Четвертом отделе. Там руководство поменялось, дел невпроворот, а людей – сам знаешь…