Фернандо Гамбоа - Капитан Райли

— То, что я делаю, это мои проблемы, — сухо ответил он. — Сделайте то, что я вам велел, а потом можете прогуляться и сполна насладиться танжерской ночью. Да, и последнее, — добавил он, вспомнив еще кое о чем. — Вы уже успели заметить, какая здесь обстановка, — произнес он, переводя взгляд с одного на другого. — Так что глядите в оба и постарайтесь ни во что не вляпаться.

Не сказав больше ни слова, он хлопнул Джека по плечу, развернулся и зашагал по улице, пока не исчез за поворотом в узком голубом переулке.

Солнце уже миновало зенит и стало клониться к закату, на беленые стены легли первые сизые тени, и люди понемногу начали выходить на улицу из домов, где пережидали полуденный зной, который даже в конце ноября оставался невыносимым.

Человек в джеллабе с накинутым на голову капюшоном, неотличимый от многих других прохожих, направился в самое сердце медины, пока не добрался до маленькой базарной площади. Ее окружали гостиницы и чайные с уютными верандами, где арабы играли в нарды за стаканом мятного чая.

В переулке позади площади стоял ничем не примечательный двухэтажный дом, почти неотличимый от многих других. Именно у дверей этого дома остановился человек в капюшоне и постучал в дверь небесно-синего цвета.

Спустя несколько секунд по ту сторону двери послышались шаркающие шаги, затем сквозь решетчатое дверное окошко выглянули любопытные глаза. Наконец, после того как его узнали, щелкнул замок и дверь со скрипом отворилась.

Как принято во многих арабских домах на юге Испании, гостя провели в просторный и светлый внутренний дворик, полный цветущих гераней и увитый пышными побегами бугенвиллеи, в центре помещался изысканный восьмиугольный фонтан с тонкими струйками воды, наполняющий всё вокруг мелодичным журчанием.

Дверь открыла экономка — женщина уже не первой молодости, с изборожденным морщинами лицом и в платке на голове. Она поприветствовала гостя сдержанным поклоном, как кланялась всегда, когда он наведывался в этот дом, и, не сказав ни слова, повела его по лестнице на второй этаж.

У двери в мосарабском стиле [4] Мосарабы — христиане, проживавшие на территории арабских государств на Пиринейском полуострове. Они переняли восточную атрибутику и многие традиции. , покрытой изящной резьбой, она в последний раз взглянула на прибывшего и молча удалилась.

Мужчина в джеллабе взялся за дверную ручку, глубоко вздохнул и, даже не постучав, вошел в комнату.

Несмотря на то, что он бывал здесь и раньше, он не мог не восхититься неземной красотой комнаты, явившейся, казалось, из сказок «Тысячи и одной ночи». Все в ней было будто соткано из шелка и золотого кружева. Мягкий диван в углу с грудой больших подушек, персидские ковры, занавески, танцующие под дуновением легкого ветерка у открытого окна, тончайший полог над широкой кроватью, застеленной шелковыми простынями, привезенными из самой Индии... а прямо напротив нее, перед зеркалом в раме сандалового дерева — женщина, расчесывающая волосы.

Дверь закрылась за спиной у мужчины, однако женщина, казалось, даже не обратила на это внимания, продолжая любоваться своим отражением в зеркале. Затем она встала, умышленно позволив светлому шелковому халату соскользнуть с плеч на пол, и выставила напоказ безупречную фигуру и гладкую смуглую кожу.

Очень медленно женщина повернулась лицом к мужчине, который как завороженный неотрывно любовался этой эротической симфонией, словно никогда прежде не видел ничего подобного. Взгляд его скользнул от изящных ступней, покрытых замысловатыми узорами из хны к тонким щиколоткам; затем — по крепким икрам к безупречным бедрам и четко очерченному лобку, потом — по гладкому животу к высоким грудям с темными сосками, к которым, словно ласкаясь, приникали локоны ослепительно-черных волос. Наконец, скользнув взглядом по высокой горделивой шее, он посмотрел ей в лицо — безмятежное лицо зрелой, уверенной в себе красавицы, на котором, словно береговые огни, сияли глаза — чернее, чем самая черная ночь. Заглянув в эти глаза, он почувствовал, что не в силах противостоять их власти.

Женщина сделала несколько шагов навстречу. Казалось, она парит, не касаясь пола. Откинув с его головы капюшон, она наклонилась к самому уху и сладострастно прошептала:

— Привет, Алекс.

— Привет, Кармен, — ответил он.

Вернувшись с базара, Жюли помогла Джеку выгрузить купленные продукты и разложить их в камбузе. Им помогала Эльза, несколько обиженная строгим приказом капитана ни под каким видом не покидать судно ни ей, ни Хельмуту. Эльзе совершенно нечем было заняться, оставалось только ворчать.

— Нас здесь все равно никто не узнает, — повторила она в третий раз, все еще надеясь убедить Джека. — Даже если бы мы лицом к лицу столкнулись на улице с самим Гиммлером, он бы не поверил, что это я.

— Мы не можем рисковать, — ответил тот. — Вы слишком бросаетесь в глаза, а если испанский патруль потребует у вас документы или даже просто заговорит с вами, мы можем попасть в крайне затруднительное положение. — И, подмигнув ей, добавил: — Трудно быть такой красавицей, правда?

— Как же мне надоело здесь торчать! — сказала она, срывая дурное настроение на пучке салата, яростно швырнув его на стол. — Мне просто необходимо выйти и глотнуть свежего воздуха. Если я задержусь здесь еще хоть на неделю, то просто сойду с ума...

Подойдя к немке, Джек накрыл ладонью ее руку, заставив взглянуть ему в лицо.

— Поверьте, — произнес он мягко, — ни о чем другом я так не мечтаю, как о том, чтобы пригласить вас сегодня вечером прогуляться по городу, сводить в самый изысканный ресторан Танжера, а потом танцевать с вами до самого рассвета, но... но нельзя. Это слишком опасно.

Эльза ничего не ответила, но, посмотрев ему в глаза, наградила такой чарующей улыбкой, что у Джека кровь застучала в висках.

— Джек! — внезапно окликнула его Жюли, нарушая это хрупкое очарование. — Куда ты положил апельсины? Ты их точно не забыл?

Повернувшись к ней, повар указал на низкий шкаф.

— Нет, не забыл, Жужу, — ответил он. — Они вон там, внизу.

— Мерси.

Увы, когда он вновь повернулся к немке, та уже была занята чем-то другим, и разговор ушел совершенно в другое русло.

— А кто эта Кармен, о которой вы тогда говорили? — спросила она.

Джек замялся, пытаясь подыскать слова и тонко намекнуть девушке, что это не ее дело, и при этом не оскорбить, но его опередила француженка, никогда не упускавшая случая посплетничать: ведь здесь, на судне, ей редко выпадала такая возможность.

— Ее зовут Кармен Дебаж, — пояснила она. — И она в некотором роде... Скажем так, она давняя подруга капитана.

— Подруга?