Фернандо Пессоа - Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики

Я тоже их не люблю.

Но с полным презрением, читая их, в конце концов

обнаруживаешь какую-то крупицу подлинного.

Мур, Марианна

* * *

Из всего, что мы испытываем, ничто не дает такого ощущения причастности к самой истине, как приступы беспричинного отчаяния: рядом с этим все кажется несерьезным, фальшивым, лишенным и содержания, и занимательности.

Чоран, Эмиль Мишель

Какой мне прок бежать от боли,

От смерти убегать, скорбя,

Коль не уйти мне от себя?

В одном я твердо убежден,

И это здравое сужденье:

Ни в чем не знает утоленья

Тот, кто на этот свет рожден.

И я, родясь, тем осужден

Жить средь опасностей, скорбя,

Бежать невластный от себя.

Когда бы не был я собой,

Тогда не знал бы ни мучений,

Ни слитых с ними наслаждений

И был бы я не я — другой.

Лишь два пути передо мной:

Иль жить, ликуя и скорбя,

Иль прозябать, предав себя.

Воспоминанья горькие, вы снова

Врываетесь в мой опустелый дом.

Я так придавлен, так опутан злом,

Что не надеюсь и не жду иного.

Мне видеть гибель всех надежд не ново,

И, сотни раз обманутый во всем,

Я с примиренным сердцем и умом

Терплю вторженье образов былого.

Терплю и цепи горестной судьбы,

Но пусть в несчастьях век мой горький прожит,

Я милосердья от нее не жду.

Нет больше сил для жизни и борьбы,

Так пусть паду — падением, быть может,

Я от себя страданье отведу.

Меняются и время, и мечты;

Меняются, как время, представленья.

Изменчивы под солнцем все явленья,

И мир всечасно видишь новым ты.

Во всем и всюду новые черты,

Но для надежды нет осуществленья.

От счастья остаются сожаленья,

От горя — только чувство пустоты.

Уйдет зима, уйдут снега и холод,

И мир весной, как прежде, станет молод,

Но есть закон: все обратится в тлен.

Само веселье слез не уничтожит,

И страшно то, что час пробьет, быть может,

Когда не станет в мире перемен.

Зачем Надежда лжет мне, как всегда,

Зачем Судьба скликает беды снова?

Не может быть возврата для былого,

И вспять не обращаются года.

Так пусть идут, проходят без следа

Свидетелями жребия людского,

Один всегда отличен от другого.

Но и с мечтой не сходен никогда.

Что так любил я, с чем душа сроднилась,

Все стало чуждым, все переменилось,

Я постарел, утратил к жизни вкус.

Меня Судьба замкнула в круг проклятый,

Но Время — счастья злобный соглядатай —

Надежд убитых множит тяжкий груз.

Итак, судьбы узнал я благодать!

Лежу в пыли, и мне уж не подняться.

Все изменилось, так чему ж меняться?

Все потерял я, что еще терять?

Расстался с лучшим — значит, с худшим ладь.

Жить прожитым я буду впредь пытаться.

Но в мире зла, где злу и не дивятся,

На что и жить, чего от жизни ждать?

Пускай же смерть приходит, торжествуя.

Надежды нет, желаний больше нет.

Так пусть умру, хоть сердцу легче будет.

Ведь от добра уже добра не жду я.

Но средство есть от этих зол и бед,

И за него пусть мир меня не судит.

Сквозь сны мои летит чреда видений,

Как стая птиц, что вихрь уносит вдаль.

Кто вызвал эти призраки? Не я ль?

И не моих ли мыслей это тени?

Свиваясь в конвульсивную спираль,

Откуда слышны жалобы и пени,

Их рой кружится в непрерывной смене

И разливает вкруг меня печаль.

О призраки моей души и сути.

Зачем глаза, бесстрастные до жути,

Вперять в меня понадобилось вам?

Кто вы, мои мучители и братья?

Чем должен вас, кошмарные, считать я,

И кто такой — о, горе мне! — я сам?

За гранями вселенной, что полна

И форм, и жизни, и борьбы, и пыла,

Простерлась пропасть без краев и дна.

Немая, как разверстая могила.

Туда стремится наша мысль, волна,

Которую ветров слепая сила

По океанам сущего носила;

Там и уйдет в забвение она.

А коль всплывет случайно, чтоб проститься

С тем миром, где, как в воздухе для птицы,

Был для нее естествен ход вещей,

Сквозь пелену предсмертного тумана

Лишь миражи вселенского обмана

Да пустота предстанут перед ней.

Нет, я не грежу наяву, когда

Ищу не форм, не кажимости зримой,

А вижу сути лик неповторимый,

В недвижности застывший навсегда.

Что мир вокруг? Видений череда,

Минувшего обломки, клубы дыма,

Туман обмана и бессилья, мимо

Над пустотой проплывший без следа.

И слышны только мне в ночи бездонной

Глухое бормотанье, вздохи, стоны

И жалобы материи слепой,

Что алчет вновь и не находит снова

Иного света и конца иного:

Она их лишь предчувствует порой.

Чуть больше солнца — стал бы жаркой пылью.

Чуть больше неба — я бы в нем исчез.

Не донесли надломленные крылья

всего на взмах до голубых небес.

Тревожен я или спокоен? Тщетно…

Все поглотил обманчивый отлив.

Мечта моя осталась безответна,

меня навеки болью наделив.

Почти любовь, почти триумф над бездной,

почти надежда и почти мечта… Но жар

души расплескан бесполезно,

все — призрак, все — пустая суета.

Как больно непрерывное «почти»!

Мне счастье лишь на миг один сверкнуло,

и все утрачено: крыло взмахнуло,

но не сумело к небу вознести.

Я погубил все храмы, где когда-то

колени преклонял у алтаря…

Реке не суждено уйти в моря, —

о, как горька подобная расплата!

И мрачными и темными порой

мне кажутся сверкающие своды, —

решетку тяжкую взамен свободы

кует разочарованный герой.

Я созидать хотел, но вижу ныне,

что ни единой цели не достиг…

Все тягостно, во всем царит унынье,

всего коснулся я на миг.

Чуть больше солнца — стал бы жаркой пылью.

Чуть больше неба — я бы в нем исчез.