Фернандо Пессоа - Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики

Доживу ли я до ближнего утра,

И кем проснусь?

Я ― как та волна:

Льюсь ― стремлюсь ― исчезну навсегда ―

Навсегда ли?

Нынче ― жив, завтра ― прах, а после завтра?

Тайна скрыта,

Но душа трепещет надеждою ―

От кого?

Кто облек тебя, душа моя, в мой труп?

Сбрось цепь,

Слей свой пламень с небесным пламенем,

И не станет тайн.

Страх исчез ―

Смерклась ночь, но просветлело сердце.

...К подножью ночи брошенное тело

опутывают лабиринты снов,

оно лежит, не ведая предела

существованью своему... Засов

грохочет... ― неизменно на допрос

к Создателю его приводят ночью

и вместо точки ставят многоточье,

чтоб возвратить его в обитель слёз,

в темницу первородного литья...

Оно лежит ― созданье тьмы и света,

назавтра ждёт его, не требуя к ответу,

неубывающая бездна бытия…

Шаг собьет, остановит ли вдох,

На губах обесцветит ли слово,—

Всякий раз посещает врасплох

Вероятность иного.

Что могло бы — не превозмогло.

Что сбывалось, да случай не выпал.

Что себе или миру назло

Не сумел или просто не выбрал.

Но с течением горькой воды,

С убыванием света дневного

Отольется в себя, как во льды,

До зеркальной дойдет густоты

Невозможность иного.

И откроешь как тайну тщеты:

Где царил ты факиром на час,

Ну а где усмехалось в заботе

То, что делает выбор за нас,

Даже чаще за нас, а не против.

Видишь, льется вода дней, снег

наступает на пятки, обрывается с потолка,

окружает среда «ничего нет»,

отражаясь в сэлфи, загружаясь в рукав.

И стоишь, как последняя истина, — все внутри,

истекает дерево пустотою рук,

стая клонов силится расклевать этот мир,

но к утру его заново соберут,

нарастят от лева до права, обошьют...

Меховая игрушка холода, человеческий аэростат,

безразмерный воздушный шарик, как тебя зовут?

Но китайским пухом застит взгляд,

закладывает слух.

Все внутри... истекает — не истечет

дерево, по ветвям переходит в лес...

Что в тебя поместится еще?

Не может быть, что это ты весь.

Странно сказать — не увидимся более никогда…

Что-то должно, наверное, холодеть внутри,

и оно холодеет, но гордая голова

высоко задрана — уходя, дескать, уходи.

Что же беспомощнее можно вообразить себе —

руку протягиваешь, а ловится пустота —

бега на месте в липком холодном сне…

Что же беспомощнее — немота.

Я временщик, коль посмотреть извне,

и сердце все, как есть, принять готово.

Как ни крути, оставшееся мне

незначимей и мельче прожитого.

Мне больше не войти в свои следы;

все четче ощущаю что ни день я

себя на ветке капелькой воды,

набухшей ощущением паденья.

Стираются и боль, и благодать.

Как ни хрипи натруженной гортанью,

но стало невозможно совпадать

со временем, сменившим очертанья.

Услышу вскоре сквозь тугую вязь

словес, недосложившихся в поэзу:

«Которые тут временные? Слазь!»

И я скажу: «Я ― временный».

И слезу.

На языке воды, бормочущей в ночи, мы

Не значим ничего, и нам названья нет.

В нём наши имена и дни неразличимы

И, как тела в реке, не оставляют след.

И оттого гнетёт бессилье человечье,

Приемлющее бред, вещающее дичь,

Что вечность говорит на явственном наречье,

И голос ощутим, а смысла не постичь.

Мы все рыбы, а рыбы не должны выбирать,

Рыбы должны рождаться и иногда умирать.

Хранить в себе голод и неистовую пустоту,

Думать о вечности раз в году.

А сети не должны пустовать,

Поэтому рыбам некогда уставать,

И в своём водном уютном плену

Ни одна рыба не может сказать: «Я тону».

Они не тонут и даже, пожалуй, не горят,

Но только воздух для них как яд,

Тишиною отравлена глубина,

А на воздухе шумно и не до сна,

И поэтому рыбы всё время спят,

Ни о чём не думают, не грустят.

Лишь одна, увидев сквозь толщу воды звезду,

Однажды скажет: «Я больше так не могу…»

Каждый день просыпаться снова

Стряхивать тени ночного бреда

В свете далёкого и чужого

Дремлет картонное синее небо

Шум мерцающе-механический

Серые стены, двуногие звери

В бликах едкого электричества

Синее небо захлопнуло двери

Не проснуться бы утром холодным

Не поднять с отвращением веки

Что угодно отдать, что угодно

Чтоб никогда не быть человеком