Фернандо Пессоа - Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики

Я выжат и опустошен.

Когда б на память мне пришли

Другие небеса, края,

Прекрасней жизни и земли,

Известных мне! Но мысль сия,

Плод умствующего ума,

Что праздным умствованьям рад,

В моей дремоте спит сама,

Как водоросли в море спят.

И лишь в чужой мне яви дня,

Забывшей обо мне давно,

Есть все места, где нет меня,

Есть все, чего мне не дано.

Мне нет ни сути, ни пути,

Ни знания, ни бытия.

Мне только снится жизнь моя.

Пусть вихрь гудит ураганней

И даст отдохнуть уму.

Маячит на дне сознанья

Та суть, что вот-вот пойму.

Душа ль, что жизнью другою

Невыдуманной дарит...

Мгновение ли покоя,

Что душу животворит...

Все резче порывы ветра.

И мысль забытью страшна,

Что станет пытать ответа,

Едва пробудясь от сна.

А вихрь то взмывает круто,

То рушится, пыль клубя...

О, если б хоть на минуту

Суметь разгадать себя!..

Рассудок мой ― подземная река.

Куда струится он, да и откуда?

Не знаю... Ночью, словно из-под спуда

В нем возникает шум ― изглубока,

Из лона Тайны мысль спешит в дорогу

Так мнится мне... Не ведает никто

Путей на зачарованном плато

Мгновенья, устремившегося к Богу...

Как маяки в незнаемых просторах,

Печаль мою пронзают вспышки грез,

Они мерцают нехотя, вразброс,

И лишь волны не умолкает шорох...

И воскресают прежние года;

Былых иллюзий пересчет бесцелен,

Но, в памяти воспряв, бушует зелень,

И так божественно чиста вода,

Что родина былая поневоле

Мое переполняет существо,

И больно от желания того,

Как велико мое желанье боли.

Я слушаю... Сколь отзвуки близки

Моей душе в ее мечте туманной...

Струя реки навеки безымянной

Реальней, чем струя любой реки...

В какие сокровеннейшие думы

Она стремится будто со стыдом,

В каких пещерах стынет подо льдом,

Уходит от меня во мрак угрюмый?

О, где она?.. Приходит день, спеша,

И будоражит блеском, и тревожит.

Когда река закончит бег ― быть может,

С ней навсегда окончится душа...

Всю ночь заснуть не мог. Как мрачен и угрюм,

Лучится в глубине

Небесной пропасти ― светила зрак холодный.

Что делать в мире мне?

И полночь, и рассвет переполняют ум

Заботою бесплодной.

В тоске бессонницы не зная забытья,

Слежу, смиряя дрожь:

Приходит новый день, но он сулит все то же

Обыденную ложь;

Он равен прошлым дням, у них одна семья

Как все они похожи!

Нет, символ свет пусть не ослепляет глаз!

Рассвета дивный миг

Не увлажнит слезой измученные вежды;

Кто сердцем ночь постиг

И кто надеялся напрасно столько раз

Свободен от надежды.

Опять я, на исходе сил

Забыв усталость,

Глазами птицу проводил

И сердце сжалось.

Как удается на лету

По небосклону

Себя нести сквозь пустоту

Так неуклонно?

И почему крылатым быть

Как символ воли,

Которой нет, но, чтобы жить,

Нужна до боли?

Душа чужда, и быть собой

Еще тоскливей,

И страх растет мой, как прибой,

В одном порыве

Нет, не летать, о том ли речь,

Но от полета

В бескрылой участи сберечь

Хотя бы что-то.

Отраден день, когда живешь

Дневным отрезком,

И свод небес вдвойне пригож

Лазурным блеском.

Но синева, явясь тебе,

Лишь боль умножит,

Коль место ей в твоей судьбе

Найтись не может.

Ах, если б зелень дальних гор,

Поля и реки

Вобрать и в сердце и во взор,

Вобрать навеки!

Но время обрывает нить

Как бы невольно.

Пытаться миг остановить

Смешно и больно.

Лишь созерцать, как хороши

Лазурь, дубрава

Кто не отдаст своей души

За это право?

Я вслушиваюсь: ветер, ночь...

Привычное стремится прочь,

Неведомое мчится мимо.

Все слышно ― и ничто не зримо.

Все родственно, и все едино

И ночь и ветер... Сердцевина

Одна: и ночь и ветер дети

Мечты, создавшей все на свете.

Все ― только греза наяву.

И я тотчас ее прерву,

Поведав лишь, помыслив лишь

О ветре и о ночи. Тишь...

Все родственно, и все похоже.

И ночь прошла, и ветер тоже.

И день приблизился несмело.

Все грезилось ― и отлетело.

Пребывай в объятьях сна

В этот час ночной.

Пусть прекрасна, пусть нежна

Лишь для грезы ты нужна,

Для нее одной.

Плоть манящая твоя

Грезам ни к чему.

И на грани забытья

Льнуть к тебе не стану я

И не обниму.

Нежность видишь ты во сне,

Так дремли, дремли,

И в полночной тишине

Низойдет мечта ко мне

От тебя вдали.

Разве только врагам, нас ненавидящим,

Угнетать нас дано? Право, не менее

Нас понуждает любовь.

Мне же уз не иметь боги позволили,

Дар свободы вручив и одиночества ―

Хлад обнажённых вершин.

Всё имеет мудрец, мало желающий,

Волен, кто не желал; всё отвергающий ―

Равный богам человек.

Закат последний тих под позолотой,

умерший вечер в золотой пыли,

и сумерки, опять ища кого-то,

под окнами прошли,

темнеет важно зелень у оливы

в прозрачной позлащенной тишине...

Ты помнишься — и давней и красивой, —

и все еще во мне.

Ты помнишься — но ты была ль на свете?

Твои повадки — были ли они?

Хотя путаешь ты меня, как ветер,

ты вымыслу сродни.

Я потерял тебя, не знав, и плачу,

но в этот час так сладостно грустить!

Дай памяти почувствовать, что значит

любить и просто жить.

Хотя боюсь любви прикосновенья,

а памяти фальшива благодать,

но этой ночи моего томленья

рассвета не видать.

Всю летнюю благую синь

Мне застят зимы небом сирым...

В геенну огненную сгинь

И отпусти мне душу с миром!

Мне горько по твоей вине:

Ум в скорби, чувство непокорно.

Мысль о тебе всегда при мне

И, как безденежье, упорна.

С мечтою мне не совладать.

Мне не влюбить тебя. И пусть.

Что делать мне? Грустить и ждать,

Когда пойдет на убыль грусть.

Да, знаю: сердце страждет, ноя,

Как зуб. Не я сказал. Не ново.

Любовь к тебе ― как паранойя.

(Что толком значит это слово?)

Смешно? О да! И всем известно.

Но то, что это все и впрямь балаган,

сумел вложить я честно

В пять строф и в объективность ямба.

Я по дороге шел в своей печали вечной,

И мысли были зыбки.