Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

За десятки дневных и ночных штурмов ров был заполнен почти вровень с самой внешней, низкой стеной. Пробежав по небольшому склону, Ахмед заскочил на остатки стены. Спрыгнул вниз, присел. Повсюду десятки мужчин уклонялись и увертывались от потока металла и камней.

– Наверх! – заорал Фарук.

Он побежал вперед, подняв над головой щит, на который градом сыпались метательные снаряды. Мужчины вокруг него устремлялись к стене с лестницами и шестами. Многие погибали на бегу; их ношу подхватывали и тащили дальше. Турецкие лучники стреляли поверх голов, летящая смерть выхватывала людей на башнях, те кричали и падали. Ахмед увидел дыру между двумя бочками, внезапно пустую, подбежал к ней, вскинул шест, вонзил крюк в ствол забитой между бочками толстой ветви, налег всем весом, дергая шест на себя. Ветвь изогнулась, потом вылетела из палисада, и Ахмеду внезапно пришлось увертываться от нее; фонтан земли забил ему рот, он подавился, замолчал, и только сейчас понял, что все это время яростно ревел.

Отплевываясь, Ахмед отскочил, пнул ветвь, отбросив ее подальше. Посмотрел в сторону, где Рашид, пытаясь казаться занятым, вырывал лестницу из рук мертвеца. Фарук кричал, но его слова терялись в гвалте множества языков – греческого и итальянского защитников, турецких диалектов большинства атакующих, но не всех, ибо атаковало палисад не меньше христиан, чем защищало. Ахмед слышал вопли венгров, гортанное бормотание болгар, крики наемников и вассалов. Слышал, как мужчина рядом с ним крикнул на османском: «Эй, грек, я сплету из твоей бороды собачий поводок!» Слышал ответный крик на том же языке: «Иди сюда, узнаешь, как я кусаюсь!»

Смешение языков в проклятиях и молитвах.

Раз за разом Ахмед тянулся, выискивал торчащие части палисада, стягивал их вниз; по щиту гремели камни, волшебный жилет оберегал от стрел. Пока гвалт не пронзил вопль, один, понятный всем: «Ради любви к Аллаху! Бежим! Бежим!» Никто не остановился задуматься, скомандовал ли это офицер. Крику просто повиновались; все разом повернулись и побежали.

Они бросали шесты и лестницы, бежали назад, преследуемые насмешками и камнями, через низкую стену, скользили вниз, в грязь заваленного рва. Тысячи мужчин бежали, и все они смеялись, смеялись, что живы и выбрались из ада. Рашид смеялся громче многих – пока не щелкнуло, и его смех сменился болезненным вскриком. Перед ними выросла неплотная шеренга мужчин, несущих кнуты с утяжеленными концами и деревянные дубины.

– Назад, псы! – кричали они, хлестали, били. – Назад!

Ахмед присел поднять Рашида; тот держался за лицо, между пальцами сочилось красное. Ахмед с криком выпрямился, и трое мужчин перед ним отшатнулись.

– Да как вы смеете!.. – взревел он, шагнул вперед, вытянул руки.

И тут его ударили сзади, по спине, сильно. Он обернулся… перед ним стоял его офицер, Фарук, занеся ятаган для нового удара плашмя.

– Думаешь, мы уже справились, великан? – заорал он. – Назад, пес султана! Назад, пока твой хозяин не возьмет тебя на поводок. Или ты пройдешь через этих и встретишься с теми!

Он указал мечом за спины чавушей с кнутами, туда, где горели факелы и пламя сверкало на рядах воинов – мужчин в высоких белых тюрбанах, стоящих стройными шеренгами.

– Янычары! – сплюнул Фарук. – Эти только изобьют тебя, а те просто убьют, если ты попробуешь сбежать, не выполнив свою задачу.

Свежие толпы башибузуков появлялись из проходов, оставленных в строю янычар, и бежали в атаку, мимо них, на врага. Фарук проводил их взглядом.

– А теперь пошли! Давай, вы все! – Он повернулся, смеясь, указал мечом в ту сторону, откуда они сбежали. – За мной, в рай!

Ярость затопила Ахмеда, ярость, которую он никак не мог вызвать в себе – до этой минуты. Сейчас эта ярость была направлена, нацелена его офицером, который развернул великана, подтолкнул, наклонился поднять и пихнуть следом хнычущего Рашида. Оба, спотыкаясь, побежали, набирая скорость на склоне, увлекаемые людьми, которые уже сражались впереди, с криком, рвавшимся из всех глоток:

– Аллах акбар!

Снова перескочить заваленный ров и низкую внешнюю стену, спрыгнуть, пробежать по заваленному телами пространству, которое греки называли паратихионом. Они вновь оказались у палисада, но на этот раз в руках Ахмеда не было шеста. На этот раз он подпрыгнул, ухватился ручищами за торчащее бревно, сильно оттолкнулся ногами от остатков камней под ним и дернул. Ахмеда обдало землей, и он с размаху грохнулся на спину, все еще сжимая бревно в руках. Над ним была дыра, и враг – грек, судя по длине его бороды, – качаясь, пытался удержаться над внезапно открывшейся щелью. Не смог. Он споткнулся, взмахнул руками и провалился в нее. Упал в двух шагах от Ахмеда, вскочил на ноги с ужасом в глазах, обернулся к палисаду, бросил меч, начал цепляться руками за покрытую землей стену. Мимо Ахмеда пронеслось копье, ударило сильно, воткнулось в грека; тот заорал, не оборачиваясь, все еще пытаясь карабкаться вверх. Потом к нему бросились мужчины, среди них Рашид; взлетели мечи. Грек завизжал под ударами, не в силах избежать их, по-прежнему пытаясь залезть на палисад, к безопасности. Каким-то чудом ему удалось подняться до середины, но тут Рашид бросил меч, схватил мужчину за ноги и стащил вниз. Ахмеду в глаза брызнула кровь, и он перестал различать людей.

Воздух вернулся в его легкие вместе с яростью. Он вскочил на ноги, обогнул корчащееся на земле тело, выхватил ятаган и побежал к палисаду, к той дыре, которую проделал в нем. Вскочил на какие-то обломки, левая рука со щитом взлетела, ухватилась за торчащую деревяшку. Подтянулся, отталкиваясь правым локтем от стены, закинул ноги наверх. Внезапно оказалось, что он сидит на выступе вала, в дыре между двумя бочками. Ахмед не знал, кто поражен сильнее, – он сам или двое мужчин, которые уставились на него. Возможно, они, – и их потрясение росло по мере того, как Ахмед выпрямлялся во весь рост. Он уже стоял там однажды, несколько недель назад, – заслужил за этот подвиг золото, которое его братья, в оружии и в Аллахе, пропили и растранжирили. Он видел перед собой лица, рты широко раскрыты в воплях бешенства и страха. Но слышал он только музыку оркестра- мехтера , барабан, колотящий, как его сердце, севре , звенящую, как кровь в его ушах.

– Аллах… – начал Ахмед.

Остановился, когда что-то взрезало ему грудь, вспороло жилет прямо там, где его имя соединялось с именем Аллаха, прошло через левую руку и пришпилило плоть к дереву. Его развернуло силой удара, нога поскользнулась на шаткой опоре. Ахмед ухватился за бочку, пытаясь предотвратить падение, обхватил ее рукой. И рухнул вниз, вырвав бочку из палисада, лишь в падении ухитрившись отклонить ее в сторону.