Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

– Ты когда-нибудь слезешь с меня, здоровенный греческий болван? Ты раздавишь будущих наследников клана Грантов.

Григорий поднялся, осторожно снял плащ с распростертого на земле мужчины. Тот встал.

– Я тоже рад тебя видеть, шотландец. Не скажешь ли, почему, когда бы мы ни встретились, ты каждый раз что-то взрываешь?

– Это моя работа, не знал? – Расколов почти сплошную грязь, блеснули в улыбке зубы. – И мне это нравится.

Григорий пригляделся:

– Что ж, этот взрыв лишил тебя бровей.

– А, сгорели пару недель назад… Ерунда. Я выяснил, что безопаснее всего вообще не иметь волос на теле. Меньше будет гореть. – Он снова усмехнулся. – А ты что здесь делаешь?

Григорий указал на двадцать человек, стоящих сзади.

– Мне сказали, что уже почти пришло время для… – Он ткнул рукой в сторону еще дымящейся лестницы. – Турки близко, верно?

– Да. Но еще не слишком. – Грант смахнул с дублета тлеющий уголек. – Пойдем, – сказал он, поворачиваясь к лестнице. – У нас есть немного времени. – Обернулся к Григорию, который остался на месте. – Не беспокойся, человече. Все, что могло взорваться, взорвалось. Пока что.

– Вот это «пока что» меня и тревожит, – пробурчал Григорий, неохотно последовав за другом.

Грант остановился, посмотрел на гвардейцев.

– Скажи своим людям, чтобы пока отдыхали, но были готовы к моему сигналу. И еще скажи, что там не будет места для этих здоровенных проклятых алебард. Мечи тоже слишком велики. Длинные кинжалы и топоры – самое то.

Григорий повернулся и кивнул своему заместителю, который все прекрасно слышал. Шотландец вечно разговаривал так, будто стоит на строевом плацу. Мужчины начали избавляться от лишнего оружия, а Григорий последовал за другом вниз, в дымящуюся яму.

Поначалу Григорий ничего не видел, но Грант как-то справлялся, ибо зажег фонарь, луч которого прорезал дым, уходящий вверх по лестнице. Кашляя, Григорий оглядел большой каменный подвал. Вокруг были разбросаны бочонки, осколки стекла и какие-то металлические инструменты, под ногами что-то хрустело.

– Этот взрыв сильно повредил твоей работе? – спросил он.

Грант поставил на ножки стол, подобрал каменную миску.

– Не особо. Это место выглядело почти как сейчас. На самом деле просто маленький эксперимент.

Он показал Григорию чашу. Дно обгорело и слегка дымилось.

– Я думал, что разобрался с этим. Срабатывает семь раз из десяти, но… – Он вздохнул и умолк.

– Разобрался с чем?

– Да с греческим огнем, разумеется.

Грант покачал головой.

– Самая большая трудность с пропорциями. Сколько смолы, которую мы привезли с Хиоса, нужно смешать с окислителем…

Он поднял тарелку; Григорий вдохнул струйку гнуси и раскашлялся.

– Да, – рассмеялся шотландец. – Птичье дерьмо, заботливо соскобленное со скал на берегу. Сплошная селитра, но сомнительного качества. – Он поставил миску. – Если хочешь прочистить голову, понюхай эту бочку.

Григорий осторожно наклонился к жидкости, вдохнул… От резкого запаха закружилась голова. Ему пришлось опереться на стол, чтобы устоять на ногах.

– Ага, – рассмеялся Грант. – Тебе не захочется нюхать эту штуку слишком долго. От нее становишься как пьяный, и голова болит сильнее, чем от той aqua vitae , что я гнал для пиратов.

Он нагнулся, осторожно понюхал сам.

– Это называется нафта, она из Ирака, какого-то места на восток отсюда. Вот она и горит. Но пока мне не удалось сделать ее достаточно устойчивой, поэтому… – Джон махнул рукой на свою обгоревшую одежду, потом продолжил: – Кстати, об aqua vitae … Ты не хочешь выпить?

У Григория все еще немного кружилась голова. Но если он собирается сражаться, глоток спиртного, приготовленного шотландцем, не повредит, а поможет. Только один. Два – и ему захочется пять. И тогда он может стать неосторожным.

– Где ты ее держишь? – спросил он.

– В моей комнате. Там… – ответил Грант и направился к двери в одной из стен.

Дверь открывалась в помещение, обстановка которого разительно отличалась от подвала. Здесь был порядок – кровать, тазик, книги и свитки, разложенные на столе. Единственным предметом, выбивавшимся из общего ряда, был большой стеклянный сосуд; котел под ним стоял на слабом огне, капли конденсировались в алембике и сбегали в закупоренный кувшин.

Грант поднял кувшин и наполнил две чашки.

– Смерть туркам! – провозгласил он, и мужчины выпили.

Эта была намного мягче, чем опасался Григорий, и у него возникло искушение нарушить свое правило. Грек поставил чашку на стол.

– А мы не должны сейчас готовиться убивать их? – спросил он.

– Еще есть время. – Грант уселся, налил себе еще спиртного, улыбнулся возражениям Григория. – У меня есть опытные люди, они следят за признаками. Он показал на комнату, откуда они пришли. – Там есть дверь; она ведет к контрмине, выкопанной примерно в двадцати шагах перед бастионом. Я почти уверен, что мина турок совсем рядом.

– Почти? А откуда ты вообще это знаешь?

– Ну, это наука, как и все прочее, – ответил Грант, поднимая чашку и глядя в нее. – Я знаю, где стал бы копать, будь я турком, поскольку исследовал почву повсюду вдоль этих стен. Есть всего пара мест, где она достаточно тверда, чтобы выдержать галерею. Далее следует изучить траншеи за стеной – выяснить, где турки стараются спрятать их от нас.

Он поставил чашку, ткнул большим пальцем через плечо.

– Они примерно в двадцати трех шагах в той стороне, по моим расчетам. За исключением того, разумеется, что копают не турки, а наши собратья-христиане, сербы из Ново Бродо. Я несколько раз за ночь слышал, как они разговаривают. Я узнал язык и хорошо знаком с их мастерством, ибо учился этому делу там же, где они.

– Двадцать три шага? А твоя в двадцати? – переспросил Григорий и привстал. – Разве мы не должны…

– Сиди! – приказал шотландец. – Мои люди заранее предупредят нас. И, Бога ради, выпей еще.

Он плеснул в чашку еще глоток, прежде чем Григорий успел прикрыть ее рукой.

– Я нервничаю от твоего воздержания. Вдобавок мы не виделись целую вечность.

Он ухмыльнулся, когда Ласкарь выпил.

– Ну? Что нового в мире?

Когда бы ни встречались люди города, каждый расспрашивал другого о новостях – не вернулось ли судно, отправленное императором две недели назад; насколько успешными были последние атаки турок на бон, и не соединятся ли два турецких флота; сколько еще штурмов на стенах выдержит город, ибо за последнее время турки атаковали дважды, у ворот Святого Романа и у дворца, и оба раза были отбиты с большим трудом, после многих часов тяжелого сражения. И потому Григорий стал рассказывать, что знает об этих и о совсем свежих событиях, которые сам видел, будучи рядом с императором. О том, как Константин вошел в зал, полный орущих венецианцев и генуэзцев, как встал между соперниками, между людьми, уже обнажившими кинжалы и обвиняющими друг друга в трусости и предательстве. Как он успокаивал их словами и слезами, как просил, чтобы они приберегли свою ненависть для врагов, а не помогали им, вызывая своей враждебностью отчаяние у собственных людей. Ему удалось добиться согласия. Но между итальянскими соперниками любви не было.