Энн Перри - Блеск шелка

– Здесь, на земле, невозможно знать, что уготовили нам небеса, – хрипло сказал он. – В этом и заключается смысл веры. Доверьтесь Господу, и Он даст вам все необходимое!

Зоя приподняла тонкие брови:

– Вы верите в это, епископ Константин?

– Я не просто в это верю, – ответил он. – Я знаю, что это так.

– Хотите сказать, что я не смогу на вас повлиять? – настойчиво продолжила допытываться Зоя.

– Никогда, – улыбнулся епископ.

– В вас такая вера! – произнесла она медленно, словно лаская.

– Да, вера моя крепка, – произнес Константин.

– Тогда почему же вы здесь?

Епископ почувствовал, как горит его лицо. Зоя чуть не поймала его.

– Чтобы спасти вашу душу! – ответил он.

– Но ведь вы сказали мне, что я ее уже потеряла, – напомнила Зоя. – Или вы все же собираетесь меня простить?

– Я могу это сделать, – сказал епископ, – если вы покаетесь и вернетесь, как послушная дочь, в лоно Церкви. Откажитесь от всего, что вы сказали в защиту союза с Римом, простите своих врагов, верните Церкви деньги, которые получили, и покоритесь. Проведите остаток дней в молитвах Пресвятой Богородице, и, возможно, к концу жизни вам удастся отмолить свои грехи.

– И все это я успею сделать до того, как Карл Анжуйский снова сожжет нас дотла? – уточнила Зоя с насмешливым недоверием.

– Все во власти Господней! – сказал Константин решительно. – Если вы покаетесь и смиритесь.

– Я вам не верю, – тихо сказала Зоя. – Мы сами должны себе помочь.

– Вы богохульствуете! – вскричал епископ в изумлении и ярости. – Господь поразит вас смертью!

Он поднял руку, указывая на Зою, тыча в нее пальцем, словно оружием.

Она смотрела на него, улыбаясь чуть кривовато – правая сторона ее лица еще не обрела былой подвижности.

– Ну, значит, мой лекарь вылечит меня… снова, – ответила Зоя. – В вашей власти разрушать и крушить, в его – восстанавливать. Подумайте об этом, епископ! Кто из вас двоих совершает более богоугодное деяние?

Рванувшись вперед, Константин схватил с ближайшего стула подушку и набросился на Зою, прижав мягкую плотную ткань к ее лицу. Женщина боролась, брыкалась, но евнух был вдвое тяжелее ее. Он навалился на нее сверху, выбивая воздух из легких, пока Зоя не задохнулась. Несколько отвратительных мгновений – и она перестала шевелиться. Ярость Константина схлынула, тело покрылось холодным пóтом. Он медленно выпрямился и посмотрел на Зою. Она распростерлась на полу, волосы спутались, туника задралась, оголив бедра. Он должен запомнить ее именно такой: сломленной, лишенной достоинства, одновременно волнующей и отвратительной в своей чувственности.

С трудом поборов отвращение, епископ пригладил ее волосы. Они оказались мягкими – такими мягкими, что он почти не ощущал их. Константин провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Кожа была еще теплой.

Епископ содрогнулся. Это непристойно! Ему захотелось ударить Зою, сорвать один из огромных ковров и накрыть ее тело.

Но, конечно, ему не следует это делать. Он – епископ, исповедующий кающегося грешника на смертном одре.

Константин одернул ее тунику. Она была недостаточно длинной. По-прежнему создавалось впечатление, будто Зоя задрала ее, чтобы… Епископ не стал додумывать эту мысль. Физическое увечье огнем жгло его душу. Он приподнял ее ноги; тело Зои было тяжелым и теплым. Теперь Константину удалось расправить ее тунику как следует.

Он выпрямился. Его тело сотрясала дрожь.

Выждав несколько минут, епископ подошел к двери и открыл ее. Ему пришлось резко остановиться, иначе он врезался бы в Анастасия, стоявшего на пороге.

Константин посмотрел лекарю прямо в глаза:

– Она раскаялась во всех своих прегрешениях и спасла свою душу. Время возрадоваться! Зоя Хрисафес умерла преданной дочерью истинной Церкви. – Он набрал полные легкие воздуха, выравнивая дыхание. – Ее похоронят в Святой Софии. Я сам отслужу погребальную литургию.

Константин заставил себя улыбнуться. Получилось плохо – лицо скривилось в гримасе.

Анастасий недоверчиво уставился на него, широко распахнув глаза, и – невероятно! – епископ увидел в них неподдельное горе.

Константин перекрестился и прошел мимо него; огромные руки епископа сжались в кулаки, сердце победно стучало в груди.

Войдя в комнату, Анна уставилась на тело Зои. Она увидела посиневшее лицо, прокушенную губу и запекшуюся кровь. Анна склонилась над покойницей, убрав непослушный локон со лба. Потом осторожно приподняла веко. Она заметила крошечные красные точки на склере и поняла, что произошло. Анна выпрямилась и медленно повернулась к Фомаис.

– Уложите госпожу на кровать, – сказала она. – Нарядите красиво, причешите…

Ее голос сорвался. Сегодня умерла не только Зоя, но и Константин, и его смерть была гораздо страшнее.

Анна вышла на улицу. Поднимался ветер, первые капли дождя упали ей на плечи. Анна пошла к дому Елены, чтобы сообщить ей новости. Миссия была неприятной, поэтому хотелось исполнить ее как можно скорее. Слова Константина тяжелым бременем легли ей на душу. Он объявит всем, что Зоя отказалась от союза с Римом и умерла в лоне православной церкви. Устроит из этого пышное действо.

Елена долго не появлялась. Слуги приняли Анну с большой неохотой, но она сказала им, почему пришла, и никто из них не захотел лично сообщать Елене о смерти матери. Анна ждала, поблагодарив за предложенные вино и хлеб. Она продрогла до костей. Глаза болели от усталости и печали.

Наконец Елена вошла в комнату, и Анна поднялась.

– Что у тебя за новости, которые не могут подождать до утра? – быстро спросила Елена.

– Мне очень жаль, но ваша мать умерла, – ответила Анна.

Красавица недоверчиво распахнула темные глаза:

– Умерла?

– Да.

– Правда? Наконец-то!

Елена выпрямилась, задрав подбородок. Легкая улыбка тронула уголки ее губ. Кто-то мог бы подумать, что так она демонстрирует свою отвагу и достоинство перед лицом тяжелой утраты. У Анны же мелькнула гадкая мысль, что на самом деле Елена старалась сдержать радость.

Анна почувствовала, как ее собственные глаза наполняются слезами скорби по Зое. Византия лишилась чего-то важного. Дело было не в том, что уходила целая эпоха. Страсть, ярость, любовь к жизни – вот что было в Зое, и это покинуло мир, невозвратимо, навсегда.

Паломбара сошел с корабля в Константинополе. Печальные новости, которые он привез, тяжким грузом давили ему на плечи. Флот Карла Анжуйского отправился на Сицилию, а оттуда двинется на Константинополь. Время до начала вторжения исчислялось неделями.

Вернувшись в дом, который они делили с Виченце, Паломбара нашел напарника в кабинете: тот написал целую стопку депеш. Увидев в дверях Паломбару, скрытный, как всегда, Виченце тотчас повернул документы исписанной стороной вниз.