Роберт Лоу - Оскал дракона

— Только не я, — заявил он. — Однажды я чуть не погиб из-за такого выстрела и больше не буду так делать.

— Как можно погибнуть, выстрелив по дикой кошке? — спросил его Ян Эльф, наблюдая за плывущим бревном, на всякий случай, если оно подплывёт ближе. Курица с серьезным видом сказал, что тогда все произошло из-за невероятного проворства зверя, и мы зря смеемся над несчастным животным.

— Как-то я наткнулся на дикую кошку во время охоты на оленя, — начал свой рассказ Курица. — Это произошло внезапно, и я даже не знаю, кто удивился больше — я или она, но у меня была наложена стрела, и я выстрелил, прямо в ее раскрытую, шипящую пасть.

Он замолчал, покачав головой.

— И это чуть меня не погубило, потому что кошка, как и все ее сородичи, оказалась быстрее, чем топор Перуна. Я даже не успел развернуться, стрела пробила ее насквозь и вылетела из задницы. Я почувствовал ее когти на щеке, еще мгновение, и я был бы мертв.

Побратимы громко рассмеялись, наблюдая за плывущим бревном, на котором дрожал мокрый, отчаявшийся зверек.

Затем Онунд поднялся на борт, вода стекала с него, как с моржа, Тролласкег последовал за ним. Их лица были мрачнее, чем ложе Хель.

— По этой стороне не пройти, завал продержится все лето, — заявил Онунд.

— И растащить его не получится, — добавил Тролласкег.

Наступила пауза, я ждал, пытаясь сохранять терпение. Онунд хмыкнул и пожал плечами, горб за его плечами возвышался как гора.

— Надо провести корабль вокруг завала, — произнес он, и мы пали духом.

Это означало привязать «Короткого змея», всем подняться на борт и взяться за весла, а затем отпустить веревку и упорно грести изо всех сил, почти до самого западного берега. Конечно же, нас успеет снести течением, и мы, возможно, даже вернемся к тому месту, где начали сегодняшний нелегкий день, прежде чем достигли этого завала. Предстояло вернуться к западному берегу, где нам угрожали всадники-саксы.

И далее предстояло долгий и тяжелый волок по другому берегу, потому что требовалось увести корабль подальше от завала, выше по течению. Никто не хотел провести ночь на западном берегу, поэтому затем нам придется упорно грести снова, чтобы вернуться на восточный, причем сделать это на достаточном расстоянии от завала, дабы течение не снесло нас прямо на поваленные деревья и покачивающиеся между ветвей зловонные туши.

На нас обрушилась мрачная и мокрая беда, мы с ворчанием и проклятиями подвели корабль к тому месту, где можно было его привязать. Обессиленные побратимы, тяжело дыша, рассаживались на сундуки, веревку отвязали от мачты.

Я кивнул Финну, и он подошел к двум зеленым стеклянным бутылям. Увидев это, хирдманы устало усмехнулись и обрадовались, по кораблю разнесся запах молодого вина. Черноглазая и кто-то еще разносили гребцам отсыревший хлеб и твердый, остро пахнущий сыр; воины медленно жевали и чавкали, начиная потихоньку спорить и ругаться, похоже, они постепенно приходили в себя.

А затем зоркий Ян Эльф прокричал, что в завале застряла какая-то лодка.

На этот раз на завал отправились мы с Финном, а за нами — Онунд и остальные, мы осторожно ступали по скользкому мокрому дереву, корни и обломки ветвей опасно торчали во все стороны, прикрытые сверху обломанной ивой. Лодка оказалась наполовину затоплена и треснула, как яичная скорлупа, вероятно, из за сильного удара. Это был струг — прочное речное суденышко славян. Рядом покачивались мертвые тела, их было много. Неприятная неожиданность — обнаружить жертв распухшей, бурлящей реки, которые она упорно не отпускала.

Один зацепился за ветку, длинные волосы трепетали в воде как осока, бледное лицо сморщилось, словно старый сыр. Но несмотря на это, я узнал его, это был тот самый воин, который принес весть, что нашел мое серебро. Его звали Хольгейр, он показывал своим товарищам пригоршню серебра, его лицо тогда светилось от удивления и восхищения, я отчетливо это вспомнил.

Финн кивнул и что-то проворчал, когда я сказал ему об этом, внимательно осматривая все вокруг. Он зажал пальцем одну ноздрю и высморкался, попав аккурат в разбитую лодку.

— Итак, Рандр Стерки тоже столкнулся с некоторыми трудностями, — буркнул он. — Что ж, хвала норнам, для нас это хорошая новость.

Я ничего не ответил, занятый поисками детского тела, живот свело при мысли о бездыханном маленьком Колле, который, возможно, так же медленно переворачиваясь, покачивался среди мертвых овец в грязной воде.

Завал, образованный дубом, наконец остался позади, дни сменялись один другим, оставаясь похожими друг на друга. Мы не видели ничего, кроме красно-коричневой воды и густой грязи, хлюпающей под ногами, побратимы с веревкой через плечо, спотыкаясь, устало брели по берегу или мелководью — где удавалось пройти. Корабль казался им огромными кандалами, эта монотонная и тяжелая работа раздражала их, носовая фигура будто рычала и огрызалась на них.

Берега постепенно менялись, стали встречаться пологие холмы, одни были ровными, другие подточены беспощадным потоком. Наполовину затопленные, умирающие деревья продолжали тянуть к солнцу ветви с почками; остальные жались на клочках суши, словно овцы на скотном дворе.

Дождь выдохся, наконец-то показалось солнце, так что земля начала парить, роились насекомые, жадные до падали, они кишели на раздувшихся трупах, но и на живых тоже обращали внимание.

Гудмунд умер, он бредил и метался, исходя потом, несмотря на то, что Бьяльфи накладывал свои лучшие лечебные руны на черные, воняющие разложением раны от вил на его животе. Мы опустили тело в воду, и он отправился к Ран и Эгиру, которые, как мы подумали, вполне могли властвовать и над этими водами.

Освободившись от этой заботы, Бьяльфи занялся лежащими в ознобе и поту побратимами, страдающими от поноса. Этот недуг они, возможно, подхватили, из-за воды, а может, из-за укусов насекомых.

— Плохо дело, Орм, — сказал мне он, словно я спросил его о состоянии больных. Он сердито хлопнул ладонью по шее, проклиная назойливых насекомых.

— Возможно, скоро будет дождь, — весело заявил Воронья Кость, — он прогонит мошек.

— Я смотрю, ты не так уж от них и страдаешь, — мрачно возразил ему Ян Эльф. — Хотел бы я владеть такой магией.

Те, кто находились на борту, слабые или больные, вычерпывали воду, отскабливали корабль от грязи. Они посмеивались над Вороньей Костью. Удивительно, но жалящие орды насекомых избегали мальчишку. Люди всерьез считали, что Олаф, конечно же, использует магию, ведь все знали, что мальчик с разноцветными глазами способен на многое.

— Они его не кусают, — заявил Финн, налегая на рулевое весло и стараясь удерживать носовую фигуру прямо против течения, — потому что в нем еще нет мужского сока.