Роберт Лоу - Оскал дракона

Пока я подбирал слова для объяснения, что значит «фостри», он разглядывал меня оливково-серыми глазами и улыбался слащавой улыбкой.

— Ярл Бранд оказывает мне честь, — ответил я ему. — Отдать мальчика в другую семью на воспитание — такой поступок дается отцу очень нелегко, и обычно это не принято за пределами аетта.

— Что такое «аетт»?

— Клан. Семья. Дом, — я отвечал на греческом, и он кивнул, разминая хлебный мякиш длинными пальцами с черно-коричневыми отметинами от чернил.

— Таким образом он открывает тебе двери своего дома, — произнес Лев, не спеша пережевывая хлеб и скорчив гримасу, будто ему на зуб попался песок. — Полагаю, при этом он относится к тебе не как к равному.

Он, конечно же, был прав, ведь взять чужого ребенка на воспитание означало признать, что его отец по своему положению стоит выше тебя. Но это беспокоило меня меньше, чем то, что Лев, простой монах из Великого города, едва ставший мужчиной, сделал такой вывод. Даже если ему с виду чуть больше двадцати, его мозги работают так же четко, как крутящиеся зубчатые колеса водяной мельницы, которую я однажды видел в Серкланде.

А еще он ел конину, нанизывая жирные ломти мяса на небольшую двузубую вилку. Я удивился: последователи Христа считали это языческим ритуалом и наотрез отказывались от блюда. Он заметил, что я наблюдаю за ним, и сообразив, о чем я подумал, сумел выдавить улыбку.

— Чуть позже я покаюсь за это. Посол быстро усваивает одну истину — не оскорблять окружающих своим поведением.

— Тяжело быть христианским священником в стране Одина, — звонко, словно удар молота, прозвучал голос ярла Бранда. — Это Гестеринг, обитель Обетного Братства, любимцев Одина. Последователи Христа не найдут здесь почвы для своих семян, не так ли, Орм? Кость, кровь и железо, — добавил он, когда я промолчал.

Это были слова клятвы Одина, которую приносили мои варяги, мои побратимы. Услышав это, Лев поднял брови, его глаза округлились, он будто не на шутку встревожился.

— Я думал, что здесь я в относительной безопасности. Значит, меня прибьют к дереву?

Я задумывался над этим и ранее. Бритоголовые христианские священники могли приходить и бродить вокруг Гестеринга сколько угодно, им разрешалось говорить, что хотят, но только если они не будут никому досаждать. Но иногда люди уставали от их болтовни и прогоняли их. Я слышал, что одевающиеся в шкуры люди из одного племени на юге схватили одного такого, и по старому обычаю принесли его Одину в жертву — прибили к дереву. Лев, конечно же, знал эту историю, значит покинул свой монастырь довольно давно.

— Я слышал рассказы от путников, — ответил Лев. Заметив, как я наблюдаю за его лицом, он уставился на меня широко открытыми глазами, и я понял, что он лжет. — Конечно, те несчастные монахи были из франки или саксы, и хотя они мои братья во Христе, но мне кажется, им немного не хватило гибкости.

— И оружия, — добавил я, закрыв на мгновение глаза, словно лось во время гона.

В конце концов я убедился, что в этом необычном монахе скрыто достаточно твердости. Он мне не нравился, а доверял я ему еще меньше.

В это время подали фаршированную утку, и мне оставалось только кивнуть и улыбнуться белобрысому Кормаку, сыну Ивы, наполнявшему наши рога элем. Ярл Бранд бросил на него взгляд, нахмурился на мгновение, как всегда, ведь мальчик был таким же белым, как и сам Бранд. Белые ресницы, бледно-синие глаза — нетрудно догадаться, на каком дереве выросла эта ветка. Когда Кормак наполнял маленький рог Колля разбавленным элем, их головы почти соприкоснулись, и я услышал, как Бранд шумно выдохнул.

— Мальчишка растет, — пробормотал он. — Я должен что-то сделать для него...

— Ему нужен отец, — добавил я многозначительно, и он кивнул, затем улыбнулся и тепло посмотрел на Колля. Подошла Ива, наполняя рога мужчин и слегка покачивая бедрами. Мне показалось, что именно поэтому ярл Бранд хмыкнул и заерзал.

Я вздохнул. После нескольких ночей, проведенных здесь гостями, весьма вероятно, что через год у Ивы станет одним белобрысым, как кость, крикуном больше. Как будто у нас недостаточно неоперившихся орлят…

Наутро зеленой дымкой распустились почки, солнечный свет искрился на траве, весна шествовала по земле, а в это время мои побратимы осторожно спускали «Сохатого» на воду, рядом покачивался «Черный орел». Именно сейчас для нас начинался сезон морских набегов, и Финн должен был решить — остаться или уйти, тем самым проверив меня на прочность; и в ожидании этого момента мой желудок опускался в пятки.

Наш «Сохатый» — отличный корабль на пятнадцать румов [3] Рум — скамья (от борта до борта) для гребцов на драккаре. Размер подобных кораблей определяли числом скамей для гребцов или весел на каждый борт. Для сколько-нибудь дальнего или успешного морского похода требовалось хотя бы две смены гребцов. Все они входили в «хирд» — были членами воинского братства или дружины. Таким образом, минимальная величина хирда составляет около пятидесяти человек: два борта, две смены, двое кормчих. Для сравнения: «Сохатый» – пятнадцать румов, тридцать весел. Одна смена – тридцать гребцов, по-хорошему нужно две смены: шестьдесят гребцов, кормчий и ярл. «Черный Орел» ярла Бранда — в два раза больше: тридцать румов, шестьдесят весел. У Бранда тоже одна смена гребцов — шестьдесят человек. Оставив Орму тридцать человек из своей команды, Бранд все равно мог идти на шестидесятивесельном драккаре с оставшимися тридцатью гребцами, например, они могли грести через весло. , и хотя он сделан не из славянской древесины, но должным образом собран, настоящий драккар с дубовым килем, ему оказались нипочем ни волоки, ни узкие реки во время последних двух походов в Гардарику.

В то же время, он казался ребенком по сравнению с тридцатирумным «Черным орлом», длиной с пятнадцать высоких воинов. Вызолоченный, покрашенный в красное и черное, с большой черной носовой фигурой в виде орла. Команда Бранда знала, что их корабль самый лучший и быстрый на Балтике. Они с моими побратимами спорили и подшучивали друг над другом, напрягая мускулы и сухожилия, когда спускали «Сохатого» на воду, и требовали устроить соревнование — заплыв по фьорду, чтобы выяснить, какой корабль и команда лучше.

В разгар этого действа появилась Сигрид, пузатая, как арабский корабль-работорговец, рядом с ней Тордис, Ингрид и Торгунна; Ясна ковыляла впереди. Весь этот женский флот проплыл мимо меня прямо к ярлу Бранду, и Торгунна удивленно приподняла брови.

Ярл стоял спиной, когда подошла Сигрид, и чуть не выпрыгнул из своей великолепной рубахи, стоило ей заговорить. Затем взволнованный и раздраженный тем, что она застала его врасплох, он обернулся и уставился на нее, нахмурившись, тем самым совершив ошибку.