Владимир Зарвин - Иголка в стоге сена

— Вот это да! — многозначительно причмокнул языком Кшиштоф, созерцая мертвое тело. — Что скажешь, боярин? Может, поведаешь, почему один из твоих людей оказался ночью у ворот и что он там делал?

В одно мгновение Дмитрий понял, что произошло на подворье, пока он спал. Каким-то образом фон Велль умудрился встретиться с Чуприной и угрозами или же посулами богатства подвиг его выпустить Волкича на свободу.

Чем все закончилось, тоже было ясно. Не ведающий благодарности тать перерезал своему спасителю горло и попытался скрыться.

Но почему были затворены ворота и куда делись Тур и Газда, боярин понять не мог. Если бы казаки ночью ушли в лес, то едва ли ворота были бы заперты изнутри. Значит, они скрывались на постоялом дворе. Не они ли рабудили стражу, узнав о смерти Чуприны? Но почему их нигде не видно?

Дмитрий знал, что следующий вопрос Воеводы будет о побратимах, и он не ошибся.

— Сдается мне, человек, выпустивший Волка на свободу, нами найден, — хмуро произнес Кшиштоф. — Надеюсь, боярин, ты не станешь уверять меня в том, что сей тать пытался остановить другого татя и пал в неравном бою?

И не трудись! Желай он справиться с Волком, наверняка вышел бы к нему вооруженным, а не с голыми руками. Да и следы, ведущие к воротам, говорят о том, что до поры оба разбойника действовали заодно.

Мне самому невдомек, почему ворота оказались заперты перед носом беглеца. Но я знаю людей, которые наверняка смогут меня просветить. Не подскажешь, боярин, где те двое висельников, коих ты давеча так рьяно защищал предо мною?

Бутурлин впервые оказался в положении, когда ему нечего было ответить.

— Прости, Воевода, — покачал он головой, — но я, и впрямь, не ведаю, где мои спутники и что с ними…

— Вот как, — с поддельной кротостью вздохнул Воевода. — Ну ладно, не ведаешь, так не ведаешь…

Мои люди все равно их найдут, и, я думаю, скоро!

— Пан Воевода, мы нашли еще двоих! — с поклоном сообщил ему подбежавший молодой жолнеж.

— Живы? — осведомился Кшиштоф.

— Да, пан Воевода, только ранены. Еще найден сын хозяина двора. Вот он как раз мертв…

— Что за ночь выдалась, холера! — яростно тряхнул головой Самборский Владыка. — воистину, беда одна не приходит…

Ладно, боярин, послушаем твоих вассалов. Сдается мне, им есть что рассказать!

Едва Дмитрий переступил порог конюшни, в ноздри ему ударил терпкий запах крови. Он исходил от темной, маслянисто мерцающей в факельном свете лужи, пересекавшей проход меж стойл.

Чуть поодаль от нее, привалившись спиной к коновязи, сидел Тур. Его лицо, напоминавшее смуглостью древесную кору, было непривычно бледным и, казалось, просвечивало насквозь.

Рядом с побратимом на коленях стоял Газда. Голый по пояс, он перевязывал рубахой длинную рану, пролегшую через живот старого казака. По плечу Газды струилась кровь, но он, казалось, не замечал этого. Все его внимание было поглощено раненым другом.

— Что здесь, черт вас дери, стряслось?! — сходу загремел, вваливаясь в конюшню, Воевода.

— Пленный тать развязался и хотел уйти на волю, — ответил, поднимаясь с колен, Газда. Мы с побратимом пытались ему помешать, да только не вышло…

…Он ранил Тура и вырвался во двор. Не будь ворота заперты нами, его бы уже след простыл. За это нужно поблагодарить Тура. Его мысль была затворить ворота на засов…

— Кого ты хочешь обмануть? — презрительно поморщился Кшиштоф. — Я уже знаю, что ворота татю открыл ваш дружок, тот, что лежит во дворе с перерезанным горлом. С чего бы вам их запирать?!

— Чуприна, вправду, открыл Волку ворота, — тихо отрозвался Тур, — и веревки ему он тоже развязал. Благодарность татя вы видели…

— А вы, значит, решили, наперекор своему дружку, водворить его в оковы? — недоверчиво усмехнулся Воевода. — Один выпускает, другой ловит, как будто вы все — не из одной шайки!

— К чему спрашивать, если не веришь ни одному нашему слову? — горько усмехнулся бледный, как полотно, Тур. — К чему нам врать тебе?

— Спрашивать вас или нет, я буду решать сам! — рявкнул Кшиштоф, возмущенный дерзостью старого бунтовщика. — Ишь чего вздумал — меня учить!

— Ты, и впрямь, повременил бы с расспросами, Воевода, — прервал его Бутурлин, — я должен перевязать руку Газде. Рана глубокая, если ее не закрыть, он истечет кровью.

— Что ж, перевязывай, если ты ему задолжал! — фыркнул старый поляк. — А меня уволь! Довольно уже того, что я терплю подле себя эту братию вместо того, чтобы вздернуть ее на первом попавшемся дубе!

— Гнев — плохой советчик, Воевода! — Дмитрий извлек из поясной сумки лоскут чистой ткани и наложил ее на плечо казака. — Поразмысли сам, для чего моим людям было вступать в драку с Волкичем, если они действовали сообща?

— А почему тот, рыжий, взялся ему помогать? — возразил Кшиштоф.

— Волкич еще в дороге упращивал нас отпустить его на волю, — ответил за боярина Газда, — золото сулил и все такое. Чуприна никогда с жадностью совладать не мог, вот и поддался на уговоры…

— А вы, значит, не поддались! — всплеснул ладонями Самборский Владыка.

— Не поддались! — голос Газды звучал тихо, но твердо. — Тебе, Воевода, похоже, неведомо, что кроме шляхетской чести есть еще и казацкая честь. И вступить в сговор с таким, как Волкич, для казака все равно, что от веры или матери отречься! Чуприна недолго был в казаках, быть может, потому и не усвоил сию истину…

— Если вы хотели остановить татя, то почему не разбудили стражу, а пытались связать его сами? — не сдавался Воевода.

— Да потому, что хотели уйти сей ночью! — не выдержал Газда. — А разбуди мы жолнежей, нам пришлось бы тащиться за тобой в Самбор.

— Верно, пришлось бы! — согласился Воевода. — А вы что же, разбойничьи души, хотели от меня в лес улепетнуть?

— Хотели, — простонал, морщась от боли, Тур, — не серчай, Воевода, но мы шляхетским клятвам верить не приучены.

Хоть ты и пообещал, что по приезде в замок не причинишь нам вреда, у нас были опасения, что не сдержишь слова.

Вот мы и решили в леса уйти, от греха подальше…

— Ах, вы! — едва не задохнулся от гнева Кшиштоф. — Скажи, боярин, ты знал, что они замыслили побег?

— Знал, — честно признался Бутурлин.

— Выходит, ты был в сговоре с ними?

— Помнишь наш разговор в дороге, Воевода? Я просил тебя отпустить сих людей на свободу, а ты отказал мне, сославшись на то, что они-де опасны для Польской Державы.

У нас на Руси говорят: «Что посеешь, то и пожнешь». Ты отнесся к ним с недоверием, они заплатили тебе тем же…

— Ты еще смеешь сравнивать меня с этим сбродом?! — вышел из себя старый рыцарь. — Да, я вправе не доверять разбойникам и смутьянам, но чтобы бунтовщики не доверяли слову шляхтича?! Да, удивил ты меня, боярин, крепко удивил!!!