Владимир Зарвин - Иголка в стоге сена

После Шестилетней Войны, поставившей Братство на грань выживания, он отделился от бывшего союзника и стал жить самостоятельной жизнью. Как ругали его тогда высшие чины Братства, какие проклятия слали ливонцам, изменникам общего дела!

А ведь напрасно слали. Вовремя отделившись от Тевтонцев, Ливонский Орден избежал участи своего прусского соседа, угодившего в сети вынужденного вассалитета. Не подвластный Польше, он сохранил право вступать в дипломатические связи и военные альянсы с соседними державами. Вскоре он завел дружбу со Швецией, заинтересованной в союзнике на Балтийских берегах.

Дружба эта принесла ливонцам ощутимую пользу. У Ордена появились вместительные суда, для перевозки войск, полевая артиллерия, латы и клинки, выкованные из шведского железа. Окрепнув, Орден, на зависть тевтонским братьям, даже стал готовиться к войне с Московией за ее северные земли.

Ханс фон Тиффен пристально следил за событиями на ливонской границе, сознавая важность происходящего там и для Тевтонского Братства. Конечно, большая добыча в войне ливонцам не светит. Но если им удастся хотя бы немного потеснить московитов, миф о непобедимости Руси будет развеян.

К тому же, пример Ливонии подтолкнет к действиям других ненавистников Москвы. В пробитую немецким оружием брешь, возможно, захотят втиснуться шведы. А это уже начало большой войны. Войны, способной подорвать силы Московии, и, быть может, навсегда отбросить ее от прусских рубежей.

Война, столь желанная для Тевтонского Магистра, казалась решенным делом, когда события утратили предсказуемость. Кто-то из окружения Ландмайстера Ливонии убедил его, что Орден недостаточно силен, чтобы начинать войну без союзников.

Осторожный фон Плеттенберг приостановил подготовку к войне и направил послов ко дворам шведского и датского Королей с предложениями военного альянса. Но владыки Скандинавии повели себя эгоистично. Они согласились помочь Ордену лишь на том условии, что он отдаст им две трети отвоеванных у Руси земель!

Подобное предложение никак не устраивало Плеттенберга. Конечно, с союзниками нужно делиться, но оба Короля рассчитывали прибрать к рукам большую и лучшую часть добычи, а Ордену собирались оставить самый худой кусок.

Ландмайстер хотел добиться для Ордена более выгодных условий дележа, но Король Швеции, Эрик, и Дании — Олаф, не собирались уступать ни на йоту. В бесплодных переговорах прошло лето, а последовавшая за ним дождливая, холодная осень и вовсе поставила точку на планах быстрой войны.

Московия же сполна воспользовалась плодами сей вынужденной задержки. Все время, что глава Ливонии спорил с Королями, она усиливала свои рубежи. Словно грибы, выросли на русской земле дубовые детинцы и заставы с крепкими гарнизонами.

…Теперь, если Ливония и решится на вторжение, ее встретит иная, готовая к битвам, Русь. Тем паче, что наступление Ордену не удастся начать раньше весны, а за это время московиты много еще чего успеют сделать…

Мысль об этом приводила фон Тиффена в бешенство. Если бы не проклятая зависимость от Польши, он, ни минуты не колеблясь, выступил бы вместе с ливонцами против Москвы! Но, увы, сейчас он не мог оказывать военную помощь другим державам.

Приходилось помогать собратьям по оружию иными способами: тайно слать им денежные средства, направлять ко двору Ландмайстера Ливонии, военных советников, служивших в то же время фон Тиффену глазами и ушами на ливонской земле.

Один из таких посланцев как раз должен был вернуться в Кенигсберг с докладом о подготовке к войне. Ожидая его возвращения, старый Магистр нервно бродил по своей комнате, разминая худые, костлявые руки, иногда останавливался у окна, пытаясь сквозь шум вьюги расслышать стук подков на замковом мосту.

Потом в изнеможении он опускался в резное, похожее на трон кресло. Глядя на пылающие в камине поленья, нетерпеливо теребил бороду, белую, как идущий за окнами снег.

Он уже решил, что посланника сегодня ждать не стоит, когда дверь в комнату отворилась, и молодой секретарь с почтительным поклоном объявил:

— Великий Магистр, прибыл Командор Руперт!

— Пусть войдет, — произнес фон Тиффен, оторвавшись от своих раздумий.

Вошедший был высок и мускулист, как Геркулес, а широкий снежно-белый тевтонский плащ придавал еще больший объем его могучей фигуре. Лязгая шпорами, он приблизился к трону и опустился на одно колено, приветствуя главу Ордена.

— Какие новости, брат Руперт? — нетерпеливо вопросил фон Тиффен, знаком велев Командору подняться.

— Плохие, мой Магистр, — голос вошедшего звучал отстраненно и глухо, как у человека, привыкшего скрывать от других чувства, — московиты стягивают силы к ливонской границе.

Ими уже выстроены две крепости, способные выдержать длительную осаду. Ландмайстер Плеттенберг утверждает, что одними силами Ливонского Ордена взять их не удастся. Посему он решил повременить с весенним вторжением…

— Ох, уж этот Плеттенберг! — невесело усмехнулся фон Тиффен. — Вижу, он никогда не решится без нашей помощи начать войну с московитами.

— Большого зверя легче бить вдвоем, чем в одиночку, — одними уголками губ улыбнулся Руперт.

— Да, легче, — согласился Магистр, — и я отчасти разделяю опасения Плеттенберга. Московия ширится и набирает силы, а Ливонский Орден переживает не лучшие времена.

Начни ливонцы сейчас войну, московиты отбросят их от своих границ, и сами перейдут в наступление, а там, кто знает…

…Покоренные Орденом язычники на словах приняли крест, а сами ждут случая, чтобы ударить Ордену в спину. И если московиты ступят на земли Ливонии, такой шанс им представится.

Я не хуже тебя, мой добрый Руперт, знаю, что русского зверя нужно бить сообща, но у меня связаны руки. Раньше Орден подчинялся лишь Святейшему Папе, а теперь мы связаны вассальной зависимостью с Польским Престолом. И без разрешения Короля Яна Альбрехта мы не сможем начать войну, против схизматиков.

Если же мы разорвем позорный вассалитет, Польша сама объявит нам войну, и Орден окажется между молотом и наковальней: с запада — поляки, с востока — московиты. Такого натиска, брат Руперт, Ордену не выдержать.

Выступить против Схизмы мы можем лишь в союзе с Польшей. Но Ян Альбрехт предпочитает жить в мире с Московией, и пока он не изменит отношения к ней, мы не начнем войну.

Снег за окнами усилился, превратившись в непроницаемую молочно-белую пелену, скрывающую от глаз холмы и предзамковые укрепления. Фон Тиффен встал с трона и подошел к окошку, пристально вглядываясь в белую мглу, словно хотел разглядеть там, за снежной завесой, грядущее своего великого Ордена.

— Но мы можем помочь Польскому Королю изменить отношение к московитам, — словно продолжая недосказанную Магистром мысль, проронил Руперт.