Трофим Борисов - Портартурцы

— Да ведь после Севастополя прошло ровно пятьдесят лет. Я еще согласен поставить эти воробьиные пугала где-нибудь для заслона, для отвода глаз. Но тут, на самом виду стрелять дымным порохом!.. Говорят одно, а делают другое…

— Все же эти пушки скорострельнее севастопольских.

— Еще бы! — Злобинский хохотал долго и неудержимо,

— Это ты не к добру, — с досадой проговорил Бицоев.

— Нет ложек — не вари щей! По колпакам, по колпакам бы наших поваров… Пирог пригорает!

— Ты что это сегодня? — со злобой подступил Бицоев к своему приятелю.

— Не беспокойся. В нашем поведении ничего не должно измениться, но их надо выпороть!

Бицоев остолбенел. Его широкое лицо выражало крайнее недоумение. В словах Злобинского звучали нотки обиды. На кого? Ну, понятно, не на него, поручика Бицоева, и уже во всяком случае не на солдат… Он прав… Нас толкают на рискованные дела, не обставив предприятие всеми последними достижениями науки. Японцы нас перегоняют, инициатива в их руках.

— Вот ты напыжился. А что изменилось после посещения полковника Киленина? Если японцы остановились, то нам нужно действовать. Надо инициативу брать в свои руки, — не унимался Злобинский.

— Вот это верно. Инициатива, инициатива…

Весь день 31 мая поручик Бицоев ходил веселый, в фуражке, сдвинутой на затылок. Еще с утра он несколько раз подходил к кашевару:

— Ты смотри у меня. Сегодня обед должен быть на славу. Получишь лишних десять банок консервов. Банки будешь открывать при мне, и мясо в суп заложишь при мне. Мы и прикинем вместе, сколько требуется консервов, чтобы получился наваристый суп для всей нашей команды. Солдат нужно кормить так, чтобы от их брюха неприятельские пули отскакивали… Что ты будешь делать со своей кухней без стрелков, если они от недоедания завянут на позиции? Придут японцы и заставят тебя не кашу варить, а нужник убирать!

— Так точно, ваше высокоблагородие.

Сумерки сгущались. Поручик Бицоев собрал свою команду:

— Нам нужно сегодня атаковать японские окопы, вон те, на высоте, что тянутся от деревни Лангетыри. Видите?

— Так точно, ваше благородие. Мы же их знаем. Мы не раз лазили туда. Там и японцев-то немного, почитай, около двух рот.

— Две роты, это уже сила.

— Это когда они на ногах, в вытяжку, а в окопах они вроде желтых тараканов.

Охотники громко засмеялись.

— Японец, он маленький, штыка боится. Только артиллерией и берет.

— Преуменьшать опасность не следует, — серьезно сказал поручик. — Но выгнать их из двухэтажных окопов мы должны… Этим мы выясним их силы.

— Мы с вами, ваше благородие, куда угодно.

— Пойдем шагом, тихо и спокойно, затем ползком, брюхом плотнее к земле, чтобы ни один камень не тронуть с места.

Охотники заулыбались. Они знали уже о нагоняе кашевару и, желая польстить своему начальнику, крикнули:

— Брюхом плотно никак невозможно!

— Почему?

— Уж больно хорош суп был сегодня у нашего Митряева.

— Ах, вы вот о чем, — засмеялся Бицоев. — До окопов протрясетесь. Помните, с нами поручик Злобинский и подпрапорщик Сидоров. Атаковать дружно. Раненых, в случае чего, не покидать. Да и убитых тоже.

— Убитых не будет!

— Вот и хорошо. Так, значит, все понятно?

— Не сумлевайтесь.

Команда разбилась на звенья. Каждое звено получило особое задание, которое нужно было увязывать с общим планом.

Поручик Бицоев не любил философствовать, но сегодня, перед серьезным делом, он не мог отделаться от навязчивых дум:

«Как длительны сборы и как мало придется действовать. Это все равно, что подготовлять взрыв. Копаешься, копаешься, а нажал кнопку — и все полетело к чертям… А стрелки молодцы… Зачем им каждому в отдельности это дело? Или мне? Обидно за Россию. Почему мы не стукнули их у Бицзыво? Стратегия генералов? А по-моему— слишком большая осторожность, которую можно считать просто трусостью… С этими молодцами я сделаю дело, Я покажу японцам, что мы умеем атаковать… Но что из этого выйдет? Нам не удержать позиций, мы не в состоянии продвинуться. Как-никак, а у нас мало сил… Ну что-ж, не удержим, так хоть их поуменьшим, заставим перегруппироваться, а тем временем несчастный Артур получше укрепят. Говорят, какой-то стрелок нашего полка сказал генералу Фоку: «Летом не нужно людей «скучивать». Вот все они такие. Скажет истину, а грамотный ее подхватит и выдаст за свою…»

В первую минуту наступления охотники отчетливо слышали пение птиц, стрекотание кузнечиков, удары волн о прибрежные камни. Солдаты полной грудью вдыхали запах размятой сапогами полыни и вспоминали родину. Но, приблизившись вплотную к японским окопам, стрелки сразу потеряли связь с окружающим. Наступающие не ощущали и не слышали ничего, кроме биения своего сердца.

«Тук, тук, тук…» — отдавалось у каждого в ушах. А под неприятельскими амбразурами сердце уже не стучало, а звенело, наполняя голову тяжелым гулом. И когда люди, казалось, уже не в состоянии были выдержать тяжести, раздался крик поручика Бицоева:

— Ур-р-р-а-а!

Легко всколыхнулась грудь. Задвигались руки и ноги.

— Ага! Вот вы где, тар-р-р-ра-каны!..

Когда японцы очистили окопы, стрелки одумались. Снова застучало сердце… Что же дальше?

— Поручик Бицоев! — крикнул один из солдат.

— Что поручик Бицоев?

— Смертельно ранен…

Поручика подхватили на руки. Он тяжело дышал:

— Братцы, пусть макаки знают, как русские умеют наступать!..

Новые силы врага атаковали охотников с флангов. Пришлось вернуться.

Солдаты уносили раненых: Бицоева, Злобинского и трех стрелков. Убитых среди русских не оказалось. Японцев в эту вылазку было убито около пятидесяти человек.

5

Забытая раньше гора Хуинсань теперь ежедневно обливалась кровью. Японцы поняли ошибку, допущенную ими в первые дни после киньчжоуского боя. На их глазах гора стала укрепленным пунктом. С нее можно было обстреливать не только все подступы к позициям на перевалах, но и нарушать выгрузку в городе Дальнем.

Но генерал Фок уже забыл о Хуинсане.

Когда герои-поручики попали кто в могилу, кто в госпиталь, оборона Хуинсаня была поручена капитану Лопатину. Прошло десять дней после вылазки. Японцы не раз наступали, пытаясь выяснить, какими средствами мы намерены удержать правый фланг. Но попытки врага не увенчались успехом.

Стрелки с огромным возбуждением готовились к генеральной атаке.

— Они опять тринадцатого числа пойдут на нас. У них это счастливое число, — говорили солдаты.

Так и случилось. Около пяти часов утра 13 июня японские миноносцы и три крейсера начали обстрел крайнего правого фланга и били по сопкам до восьми часов. Охотники в то же утро двинулись вдоль позиции, но сразу же столкнулись с японцами, наступающими на гору Уайцейлазу.