Трофим Борисов - Портартурцы

— Перестарались гаубицы, — сказал Подковин.

— Неказисто вышло, — качали головой солдаты.

1

Непомерная тяжесть свалилась с плеч защитников, начиная с солдата и кончая генералами, после отражения августовских атак. В городе, в офицерских блиндажах, в кают-компаниях броненосцев, в штабах говорили об исключительной стойкости и сметливости солдат, матросов и офицеров младшего состава. Говорили о тех, которые стояли лицом к лицу со смертельной для крепости опасностью, которые отстранили эту опасность своими маловооруженными руками.

Генерал Стессель вернулся домой в хорошем настроении. Спустившись осторожно со своей арабской лошадки, он передал ее ординарцу и грузно зашагал к парадному входу. На дворе чесались об угол дома две жирные свиньи, голосили запертые в свинарник поросята, суетливо копошились в навозе куры. Дородная Вера Алексеевна Стессель с засученными рукавами стояла на крыльце черного хода и осматривала хозяйство.

Ординарец ввел лошадей во двор.

— Как дела, Прокоп? — спросила генеральша своего денщика. — Генерал домой приехал? Жестоко бомбардируют? Какой фланг обстреливают?

— Спокойно стало, ваше превосходительство. Наши солдаты отдыхают, а он копается.

Прогудел снаряд и упал в бухту. Вера Алексеевна вздрогнула и попятилась к двери. Несколько мелких снарядов упало около доков. Резкий взрыв раздался саженях в ста справа.

— Прокоп, это что?

— Шарит, ваше превосходительство. Так, на дурницу палит, авось во что-нибудь и попадет.

— А где же, по-твоему, самое безопасное место?

— В Артуре-то? — Прокоп на несколько секунд задумался и, задрав голову, посмотрел в небо, как бы ища в голубом просторе ответа на вопрос генеральши. — Если, скажем, что палить он больше с моря не будет, — а ему теперь, когда наш флот подраненный, это ни к чему, — то Перепелиная гора с этой стороны — славное место. Например, дом генерала Волкова. Там такой, сказывают, подвал, что и морской снаряд не прошибет.

Вера Алексеевна, круто повернувшись, ушла в комнаты.

— Что опять случилось в твоем хозяйстве? — спросил Стессель супругу, увидев ее озабоченное лицо.

Вера Алексеевна зло покосилась на мужа.

— В чем же дело?

— Снаряды, — хрипло сказала генеральша.

— Да, снаряды кругом падают. Тут уже ничего не попишешь. Надо спокойнее относиться. — Стессель сузил глаза и добродушно усмехнулся.

— И в дом генерала Волкова тоже могут быть попадания?

— Что на склоне Перепелиной? Не знаю, — протянул генерал.

— Раз не знаешь, то узнай, мой милый, да поскорей. А как на линии огня?

— Начинают к Высокой подбираться.

— Кто у тебя там? Ты, смотри, Фока не пошли. Пусть здесь, на правом фланге около тебя околачивается.

— На Высокой Третьяков и Ирман.

— Вот это умно! Третьякову нужно поучиться, выправить киньчжоуские грехи… Довольно играть в войну, воевать нужно. Он теперь проявит распорядительность и будет зорко следить за действием японцев. Ирман в поводыре не нуждается. Фоку ты особенно не доверяйся: он до приторности осторожен, но его замечания и характеристики весьма интересны. Ему бы, по-моему, пора начать басни и сказки писать, — Генеральша рассмеялась.

— Ну что ты, милочка, так о боевом генерале отзываешься.

— Он им не был и не будет. А если что с крепостью случится, то судить будут тебя и Фока…

Стессель вскочил со стула и, широко расставив ноги, захохотал:

— Я наград жду за августовские бои, а она суд. Все давно направлено к государю императору.

— Ладно, ладно, мой будущий министр. Я пока присмотрю в столовой, а ты до обеда приказ напиши. Ты опять заленился.

— Их и так уже больше полтысячи. Кажется, вчера 525-й писал.

— А сегодня напиши 526-й… О солдатах. Нужно, нужно. Сам же говоришь, порт-артурская осада исключительная и, пожалуй, первая и последняя за существование мира.

Стессель сел за письменный стол и, широко улыбаясь, начал писать:

«Многие геройские части в передовых линиях по семь и даже более дней. Не хвалить вас, а преклоняться надо: молча, без жалоб, вы несете царскую службу».

Стессель, выпятив губы, почесал темя:

— Перехвалишь, будет разложение. Не то. Надо зачеркнуть. Нет, по-другому добавлю.

«Мало, но есть все-таки и такие, которые по третьему дню начинают выказывать и даже высказывать (генерал подчеркнул последнее слово) признаки утомления; помните, что только полное напряжение защитника, от генерала до рядового, спасет крепость, и не заикайтесь более ни о каких утомлениях и переутомлениях, а работайте, пока не ляжете костьми».

— Так-то будет лучше...

— Анатолий Михайлович, обедать, — сказала генеральша, открыв дверь в кабинет.

Стессель плотно пообедал и до вечера спал.

На другой день вечером к Стесеелю пришел генерал Фок.

— Слышали слух, полученный по китайскому беспроволочному телеграфу? — сказал, здороваясь со Стесселем, Фок. — Родился наследник.

Стессель встал, перекрестился и воскликнул:

— Хотя это и неофициально, но приятно слышать. От всего сердца радуюсь и жду подтверждения.

— Будьте уверены, Анатолий Михайлович, — громко сказал Фок. Помолчав немного, он продолжал тише — Вам это на руку. О вас сейчас весь мир говорит. Большие милости летят к вам. Как хорошо, что вы не сдались и не переуступили власть Смирнову.

— Как они там с Горбатовским?

— Пыжатся. Смирнов — джентльмен. Прошел большую высшую школу. Но что в том? Где опыт? В то время как он был ничтожным капитаном генерального штаба, я был уже известным майором. — Понизив голос до шепота, Фок добавил: — А теперь он мой начальник.

— А Горбатовский?

— Надоел мне записками о резервах. Как будто я не вижу… А затем после боя запросил отдых… Устал. А кто не устал? Кто был спокоен в эти дни?

— Но… Он все же предупредил прорыв.

— Как он?! — крикнул на всю комнату Фок. — Это сделали моряки, которых я послал.

— Успокойтесь. Вы иногда впадаете в крайность,

— Я посылаю людей, когда нужно,

— Ладно, ладно. Вот приказ от сего числа, который сильно ударит по Горбатовскому, а потом мы его сунем в резерв.

— Приказ? Интересно… «Есть все-таки и такие, — читал Фок, — которые по третьему дню начинают выказывать и даже высказывать признаки переутомления»… В точку! —воскликнул генерал, — Талантливо, талантливо… Только разрешите, Анатолий Михайлович, напомнить вам, что в приказе нет заботы о солдате. И еще: нужно держать в окопах людей как можно меньше.

— Ах, да. Я с вами вполне согласен. Сейчас, садитесь.

Стессель написал:

«Экстренно. Не исполняют приказ мой о том, чтобы давали людям отдых и достаточно сил. Что же вы думаете, что можно не спать и не ошалеть? Я ведь требую это для пользы дела.