Игорь Саврасов - Мальтийское эхо

— Этого не будет! — закричала Ирина Яновна. — Мы найдем спонсоров, мы… — она споткнулась о «тугой кошелек» администрации.

— Успокойся, Ирина. — Вера подсела к бабуле и обняла её за плечи. — Самое плохое для нас, что у мэрии на нашу усадьбу есть виды, — она сделала паузу — по бумагам 1997 года кадастровая стоимость земли и строений 45,6 миллионов рублей. Рыночная на сегодняшний день примерно 140–150 миллионов рублей. Плюс взятки в мэрию еще 10–15 миллионов. Да, сложно.

— Вот еще бумага, — глаза Марии Родиславовны совсем потускнели и руки одеревенели. — Постановление о том, что музей ликвидируется. Срок — 15 января будущего года. Работники музея со своими личными вещами должны к этому времени освободить территорию.

— Нет! Мы можем продать Пергамент ! Вера, ты же знакома с ценами на древние артефакты… — выкрикнула Ирина.

— Это сложные торги. Но 150 миллионов рублей мы можем попытаться выручить. Но до 15 января?

— Бабуля, соглашайся продать! Прошу тебя… — чуть не плача, обняла за шею бабушку младшая внучка.

— Я приняла решение! — уже твердыми губами сказала пани Мария. — Что тут думать: усадьба — моя малая Родина и по праву должна принадлежать нам, а Пергамент — Ордену иоаннитов. Но нам не возвращают наше, а могут только лишь продать. И мы имеем право продать Пергамент. Лишь бы хватило средств. Наши родовые угодья советская власть урезала еще в 1918 году, но имеющиеся теперь почти сто гектар земли вполне достаточно.

Когда чаепитие закончилось, и сестры убирали со стола, пожилая женщина спросила:

— Деев интересовался Укладкой ?

— Конечно, но я в этом вопросе пока лавирую. Рано открывать карты, — ответила Вера Яновна.

— Правильно. А подробностями поездки на Мальту интересовался?

— Он весьма умён и опытен, чтобы спрашивать лишнее. А вот Андреем Петровичем он заинтересовался, — молодая женщина задорно посмотрела на мужчину.

Тот насупился и спросил.

— Почему? Ты что-то рассказала обо мне?

— Разумеется. И попросила помочь найти достойную работу образованнейшему и талантливейшему историку.

— Я и здесь может быть сгожусь, — проворчал Андрей. — Ладно, мне пора на стройку. Платоныч ругаться будет.

— Иди, иди, пролетарий, — засмеялась Верочка и поцеловала его при всех в щеку. — Я поболтаю тут еще, посплю часок и вечером приду на стройку и во флигель. В каком часу капитан дает команду «суши вёсла»?

— По-разному.

— Я приду к шести-семи.

Андрей Петрович ушел, а сестрички поднялись в Иришкину комнату. Хозяйка села в кресло, а сестра разделась и легла в кровать.

— Расскажи о Венеции, — попросила Верочка, когда устроилась на кровати поудобней.

— Зачем? — насупилась Ирина. — Он не звонит и не отвечает на мои звонки… — расплакалась.

— Так, давай по порядку и спокойно — Вера села на кровать, положив под спину две подушки. — Садись ко мне и рассказывай.

— Его зовут Сергей. Вечерний поезд Флоренция-Венеция. Дама, Ольга… отчество забыла — его мать. Солидный мужчина рядом с ними — профессор искусствоведения, бывший россиянин, везет шумную ватагу студентов в Венецию на практику.

— Да, помню, ты в письме писала; что тебя привлек спор о… что-то Набоков сказал о «Преступлении и Наказании».

— Да, профессор цитировала слова Набокова насчет того, что не убеждает сцена, когда «убийца и блудница (Раскольников и Мармеладова) читают Библию». А Сергей утверждал, что в поэтике Достоевского сочетается разрушение себя с разрушением мира, добро со злом. Он еще сказал: «Если человек потерян во грехе…». Ведь точно, потерявшаяся собака может учуять добро и в убийце, и в блуднице… Потом он стал смотреть на меня. Большие зеленые глаза, добрые, а губы, прикрытые бородкой часто в беседе чуть искривлены, ироничны. Взгляд очень сильный. Он смотрел мне прямо в глаза, чаще и чаще. А я в его глаза. Как завороженная, не шевелясь. Он по профессии — психоаналитик, и это невероятное чувство, когда тебя изучают взглядом профессионала, и еще невероятно приятно, если это молодой красивый мужчина. Сергей заметил, что я прислушиваюсь к разговору, и мне почудилось, что он шепнул тихо: «Иди ко мне»… Я решительно подсела к ним, сказав, что я филолог, петербурженка и разговор мне их очень интересен. А про себя подумала: «Этот парень (бородка делала его старше, на самом деле ему оказалось всего 31 год) потащил меня, как щеночка за веревочку…» Понимаешь, я почувствовала себя маленькой, хотелось сказки на ночь… Но когда я увидела близко его руки, сильные мужские руки, я… стала дрожать…

— Понимаю, милая. Ты влюбилась! Рада за тебя! — Верочка обняла и поцеловала сестричку. — Рассказывай.

— В Венецию мы приехали к полуночи. Все: и профессор со студентами, и Сергей с мамой, и я сели в вапоретто (водный автобус) и покатились по Гранд-каналу. Мои новые знакомые вышли на «Академии». Сергей с мамой направились в отель «Pensione Accademia Villa Maravege», а я поплыла дальше до станции San Zaccaria в свой отель «Campiello». Это уютный отель совсем рядом с Палаццо Дукале и базиликой Сан-Марко.

…Я весь следующий день провела с Сергеем. Его мама ушла в Галерею Академии (она искусствовед, работала до последнего времени в Венском центре архитектуры). Ой, я же не рассказала… Мысли путаются…

— Ничего, девочка, ничего. У тебя смятение души, да еще после катакомб новое… продолжай. Я слушаю и все понимаю.

— Сергей и его мама — бывшие ленинградцы, но уже двадцать лет живут и работают в Вене. Сергей закончил университет, работает там на кафедре. Но его что-то не устраивает… он во многом не согласен с Фрейдом, а это же кумир западной психоаналитики… Он хочет вернуться в Петербург, все расспрашивал о Питере. Говорил, что если Питер так же прекрасен, как девушки, живущие там… Я пробормотала, что-то вроде того, что Петербург наверное похож на Вену… Он так красиво и умно разговаривает! Когда рассказывал о знаменитых венецианских карнавалах, о масках, о людях в масках, о невербальной семиотике (жест, мимика), я вспомнила тебя. Ты бы тоже влюбилась в него!

— Ну, если о семиотике красиво говорит — пожалуй! — рассмеялась сестра. — Расскажи о вашем дне в Венеции.

— Да! Сказочный день! И ночь! Он ведь проводил меня в аэропорт. Водный экспресс от станции S.ZaccarIa до аэропорта «Марко Поло» плывет по лагуне более часа. Легкая морская качка нас убаюкала, и мы, обнявшись, продремали весь путь. Мы ведь всю ночь бродили, катались на гондолах!

…Мост Риальто, мост Вздохов, вообще весь Гранд-канал. Прокатились по лагуне. А прекрасный вид на ночную Венецию через лагуну! Ты знаешь, мне казалось иногда, что я в Питере на «Ваське» и это Нева, а не лагуна, и это Зимний, а не Дворец дожей. То ли небо напоминало питерское, то ли здания купались в воде и вечернем свете так же, как возле Финского залива. При ночном освещении полная иллюзия сходства. Верунчик, я тебя заговорила, ты ведь хотела подремать. Ох, извини… Да и мне… что теперь… он не хочет…