Юлиан Семенов - ГОРЕНИЕ. Книга 3 — 4

Когда Клемансо (поразительно, отмечал Дзержинский, это случилось всего два года назад), старый «дрейфусар» — защитник капитана французской армии, обвиненного в измене только потому, что был евреем, — смог наконец внести в палату депутатов проект о восстановлении Дрейфуса в армии и присвоении ему звания майора, все националисты взметнулись со своих мест. Крайне правый депутат Пульези-Конти выскочил на трибуну в ярости:

— Правительство, допускающее такие оскорбления армии, — это правительство негодяев!

Заместитель Клемансо, радикал Сарро, близкий к социалистам, ударил оратора по голове; началась потасовка; заседание было прервано.

Клемансо — уже не частное лицо, но министр внутренних дел — в тот же день встретился с Пульези-Конти и сообщил, что он выбран своим другом и заместителем в качестве секунданта.

Пульези вытер ладонью разбитую губу (сделал это по-крестьянски, отметил Клемансо, хотя более всего гордится аристократическим происхождением) и кивнул на крайне правого депутата Мильвуа:

— В таком случае он будет моим доверенным. Я настаиваю на том, чтобы дуэль состоялась немедленно.

— Нет, — возразил Клемансо, — на этом настаиваете не вы, а мой друг Сарро.

Через час возле прелестной деревни Бурже, которая, впрочем, становилась уже частью столицы — город начинал пожирать и ее, — состоялся поединок; Пульези выстрелил первым, целил в сердце врага, прострелил ему плечо; револьвер бросил лишь после того, как Сарро упал на землю, обливаясь кровью.

— Я готов постоять, пусть стреляет лежа, — усмехнулся Пульези.

— Вы, милостивый государь, выиграли дуэль, — ответил Клемансо, — но проиграли будущее.

Вернувшись в палату депутатов, Клемансо сделал все, чтобы прошло решение о переносе останков Эмиля Золя, главного защитника Дрейфуса, в Пантеон; его знаменитое «Я обвиняю» именно Клемансо напечатал в своей газете, не будучи еще членом кабинета, а ведь за это открытое письмо великий писатель был осужден к тюремному заключению.

…Впервые Дзержинский начал по-настоящему присматриваться к Клемансо, когда тот санкционировал подписание займа царской России; на следующий день после столь открытого предательства французским радикалом русской революции Ленин отметил, что самодержавие получило два миллиарда франков «на расстрелы, военно-полевые суды и карательные экспедиции».

Второй раз Дзержинский вернулся к Клемансо, стараясь на его примере понять феномен политической игры, когда тот, готовя себе паблиситэ для получения кресла премьера Франции, пригласил в Париж рабочего Раймонака — тот активно поддерживал его кандидатуру на выборах. Клемансо принял оружейника из Тулона в своем кабинете, угостил кофе и сливочным печеньем, долго расспрашивал о житье-бытье его товарищей, интересовался причинами неурядиц в промышленности, горестно анализировал, в чем сокрыта главная тайна бюрократизма, мешающего развитию республики: «Какой-то феномен, право! Нормальный человек, будучи избран в мэрию, в течение трех месяцев становится глухим чинушей, отгороженным от чаяний народа стенами ратуши! Отчего так?!»

Прощаясь, Клемансо поинтересовался, какую должность хочет получить его «тулонский друг».

— Мне говорили, что сейчас особенно прибылен пост налогового инспектора, заметил будущий премьер, — Люди всегда боятся того, кто наделен правом просматривать чужие документы и выносить свое решение…

— Нет, господин министр, благодарю вас, мне не нужны никакие должности.

— Но я должен хоть как-то отблагодарить тебя, мой друг!

— Вы имеете такую возможность, — ответил оружейник Раймонак. — У меня есть две дочери, они тоже работницы, как и я. Белошвейки. Подарите каждой из них по вашей книге о тех мерзавцах, что затеяли дело Дрейфуса, которое опозорило Францию в глазах цивилизованного мира…

(Уже в тюрьме Дзержинский прочитал, что Клемансо добился выдвижения Раймонака в сенат республики; по этому поводу он сделал пометку: «Хрупкая мечта Зубатова; Царское Село не дало мерзавцу провести в жизнь такое; неизвестно, как бы развивались события, будь Николай хоть чуток умней».)

Вплотную Дзержинский начал изучать политический путь Клемансо, когда в Петербурге пронеслись слухи о том, что в правительство «доверия» может войти не только Гучков, но и Милюков, старавшийся изображать из себя умеренного оппозиционера Столыпину (не Царскому Селу!). Высказывались также пожелания, чтобы выдающиеся мыслители, типа Плеханова, не отвергали предложений о вхождении в кабинет, если такое — паче чаяния, понятно, — удастся вырвать у сфер.

Именно тогда Дзержинский еще раз подивился скальпельской точности ленинской мысли, который постоянно упреждал об опасности блока с кадетами; «элегантная» контрреволюция нестрашнее явной, охотнорядческой…

Действительно, думал он, как мог республиканец Клемансо, мэр революционного Монмартра в дни Парижской коммуны, став — спустя двадцать пять лет — министром, отдавать приказы на расстрелы рабочих?! Как он мог поддерживать Николая Кровавого, дав ему заем?! Что двигало им?

…Дзержинский связался с Розой Люксембург и попросил ее — желательно через товарища Карла Каутского, который особенно часто бывал в Париже, достать всю имеющуюся литературу о Клемансо, а также газетные и журнальные публикации, собранные в библиотеке Сорбонны.

Бандероль пришла в Варшаву уже после того, как Дзержинский был в очередной раз арестован; тогда его удалось спасти, внеся залог и получив справку от врача: действительно, арестанта бил кашель, чахотка с кровотечением; в империи не кончилась «хрупкая весна либерализма», боялись оппозиционной прессы, да и банки Парижа, Берлина и Лондона еще ставили свое субсидирование Петербурга в зависимость от внешнего соблюдения номинальной законности — особенно по отношению к инакомыслящим интеллигентам и инородцам.

Дзержинский, однако, не сумел тогда поработать с документами — сразу же выехал в Стокгольм и Гельсингфорс; затем отправился в Берлин, на совещание, вернулся в Петербург, оттуда в Варшаву — и только здесь выкроил несколько ночей для конспектирования материалов, собранных Каутским.

В тюрьме продолжил работу, увлекся; все парадоксальное, выходящее из рамок очевидного, занимало его, хотелось докопаться до сердцевины явления.

…В жизненном пути Клемансо он выделил несколько этапов: окончание медицинского факультета, четырехлетний тренаж в Соединенных Штатах, где по-настоящему сложились его республиканские убеждения, возвращение в родную Вандею, врачебная практика, начало франко-прусской войны, когда скрестили свои шпаги король Наполеон III и прусский премьер Бисмарк, трагический разгром французской армии под Седаном, позорная сдача Наполеона в плен, гнев парижан, уличные демонстрации, требование свержения ненавистной монархии, сковывавшей дух и тело народа…