Альфред де Бре - Кровь баронов

Потом она рассказала императору все, что узнала от Черной Колдуньи.

Максимилиан поколебался, но не совершенно разубедился; он обещал однако сделать все, чтобы узнать истину. Затем он кратко упрекнул дочь в неосторожности и, в свою очередь, рассказал ей, каким образом он нашел ее.

Приготовившись в продолжительный поход, он приехал в Гейерсберг, проститься с Маргаритой.

Приехав в замок, он узнал, что госпожа Гейерсберг больна и лежит в постели. Тогда он спросил госпожу Эдельсгейм, но никто не знал, где она, и что с ней.

Наконец один крестьянин, пасший скот в соседних полях, рассказал, что он видел, как две молодые девушки со старым Карлом выходили из парка.

По указанию этого крестьянина Максимилиан приехал к болоту Большого Волка.

Остальное известно.

В расстоянии около полумили от хижины Сары, в самой дикой части леса, окружавшего болото Большого Волка, находилась прогалина, известная во всей стране под особенным названием: Прогалины Скалы Бедствий.

Трудно было найти более темное и мрачное место.

Сара предложила предводителям конфедерации это место для их первого общего собрания. Вид этого обширного места, положение его среди леса и таинственный ужас, воспрещавший доступ к нему — все это располагало принять совет колдуньи.

Если бы кому-нибудь случилось проходить около одиннадцати часов близ этой прогалины, он был бы свидетелем странного зрелища.

Вокруг пяти или шести огромных костров толпилось около полутора тысяч заговорщиков.

Здесь были предводители и самые влиятельные члены конфедерации.

Ульрих Гуттен, Томас Мюнцер, знаменитый проповедник и один из самых деятельных организаторов движения; Венделин Геплер, Ганс Миллер, предводитель шайки Черного Леса, Яков Веэ, предводитель Леймгеймской шайки, Иорх Эбнер, Ганс Шмидт, слепой монах; Фейфер, бывший премонстранец, последователь Мюнцера, и девять или десять других.

В эту минуту они занимались важным делом. Они составляли манифест конфедерации, который следовало прочесть крестьянам и затем распространить по всей Германии.

Этот манифест состоял из двенадцати статей, большая часть которых подавала повод к самым оживленным прениям.

В самом разгаре спора послышались радостные крики из ограды, где находилось большинство заговорщиков. Они подбрасывали свои шляпы и шапки и издавали восторженные крики, как бы приветствую кого-то.

—　Что там делается?　— спросил Ульрих Гуттен Георга Мецлера, который ходил узнать причину этого восторга.

—　Иеклейн Рорбах приехал с толпой молодых людей из Гейльброна и Бекингена,　— отвечал Мецлер.

—　Кстати,　— прервал Конрад,　— знаете, что вчера сделал Иеклейн?

—　Что?　— спросил одни нюренбергский гражданин.

—　Бургомистр Бекингена приказал ему явиться к себе; Иеклейн явился, поссорился с ним и кинжалом убил его при всем собрании.

—　И его не арестовали?

—　Не посмели; с ним было двести молодых людей, которые с торжеством увели его.

—　Подобные беззакония бесчестят наше общество!　— воскликнул Флориан,　— мы ведем войну против привилегий, а не против лиц. Убийства ничего не доказывают, а только помогают делу жертв.

—　Это не убийство,　— возразил один из приверженцев Иеклейна.　— Бургомистра окружало множество вооруженных людей, которые могли бы защитить его. Важные господа не так-то разборчивы на насилия и убийства. Теперь на нашей улице праздник.

—　Нет,　— возразил Георг Мецлер,　— мы основали наше святое братство не для того, чтобы наказывать преступление преступлением же. Мы должны идти к нашей цели прямо, уничтожая, если нужно все, что нам сопротивляется; но каждый боец за свободу обязан смотреть на себя, как на воина целой армии, и не должен вступать в бой сам за себя из личной злобы.

Когда Мецлер кончал эти слова, пятеро или шестеро ландскнехтов из шайки Флориана Гейерсберга подбежали к своему начальнику.

С ним была Маргарита Эдельсгейм и император, лицо которого было закрыто опущенным забралом.

Увидев Флориана, Маргарита подбежала к нему и бросилась перед ним на колени.

—　Спасите нас, Флориан!　— сказала она, скрестив руки.　— Во имя вашей матери и нашей дружбы, защитите меня от людей Иеклейна!

—　Маргарита, вы каким образом здесь?　— спросил он с удивлением поднимая молодую девушку.　— Не бойтесь ничего… Скажите,　— продолжал он, отведя ее немного в сторону,　— что с вами случилось? Но прежде всего успокойтесь… Вы очень хорошо знаете, что подле меня вы в безопасности.

Маргарита рассказала Флориану все, что произошло между ней и Иеклейном.

—　Шагах в ста отсюда,　— продолжала она,　— я заметила несколько ваших ландскнехтов. Я подозвала их и именем вашим просила о помощи; они подбежали ко мне; к счастью, между ними было двое из числа приезжавших с вами в Гейерсберг. Они узнали меня и освободили нас, несмотря на сопротивление людей Иеклейна. Последние пошли известить своего начальника. Я упросила ваших ландскнехтов провести меня к вам. Слава Богу! Мы нашли вас. Вы защитите от этого негодяя Иеклейна меня и этого храброго господина, который так хорошо защищал меня?

—　Да, конечно!　— воскликнул Флориан.　— Успокойтесь Маргарита, умоляю вас!

—　Флориан,　— продолжала она,　— товарищи Иеклейна грозили вашим ландскнехтам мщением своего начальника; я надеюсь…

—　Будьте покойны,　— сказал Флориан, улыбаясь,　— мои верные солдаты знают, что я их никогда не оставлю; могу вас уверить, что угрозы бандитов Иеклейна нимало ни испугали их. Я велю проводить вас до Гейерсберга.

—　А вы, Флориан?

—　Я должен остаться здесь, Маргарита. Святая обязанность удерживает меня. Здорова ли моя бедная мать? Как перенесла она мой отъезд и разрушение всех своих надежд?

—　Она очень грустит, Флориан; день и ночь плачет она, думая о вас.

—　Да,　— сказал он грустно,　— это мысль отравляет мою жизнь!.. Бедная мать!.. А вы, Маргарита, как вы должны упрекать меня в душе!.. Скажите, что вы прощаете мне, и что…

—　Мне нечего вам прощать, Флориан,　— отвечала Маргарита.　— Напротив, мне нужно просить у вас прощения.

—　Вам?.. Как?.. Почему?..

—　Мать ваша ошиблась в моем чувстве к вам, Флориан, и вы разделяли ее заблуждение. Я вас любила нежной любовью, как брата, но сердце мое принадлежит другому. Приняв вашу руку, я была уверена в измене того, кого любила, и последовала чувству признательности, которое вы внушили мне.

—　А я думал, что вы пришли сюда для меня!　— пробормотал Флориан печально.

—　Бог свидетель, Флориан, что если бы мне пришлось спасать вас от опасности, я все сделала бы для сына моей благодетельницы, для друга моего детства.

—　Верю, Маргарита; простите мне минуту слабости, которой я стыжусь. Да благословит вас Бог, вас и того, кого вы любите!