Игорь Коваленко - Улеб Твердая Рука. Роман

- О да! Я зорко охранял ее. Весь наш отряд плотно ее окружил… заботой.

- Какие новости еще привез из Фессалии? Что Блуд?

- Смирился, отпустил Марию, хоть и скрипел зубами. Я и сейчас ломаю голову, за что Блуд так невзлюбил моего доброго господина? Ведь ежели, к приме…

- Опять?

- Нет, нет, бесподобный! Я хотел сказать, что, если разобраться, ему подобает молиться на тебя. Не в собственном кастроне ест, пьет и спит, а в твоем.

- Ты прав, Молчун, - со вздохом молвил Калокир, милостиво кладя унизанную перстнями руку на плечо слуги. - Однако недолго осталось ему праздновать. Настанет срок, и его повешу за ноги, как того булгарина.

- Булгарин? А-а, Велко из Расы. - Акакий беспрестанно трогал, щупал, измерял шишку на лбу с таким сосредоточенным видом, будто собирался подарить человечеству научный трактат о возникновении лиловых выпуклостей на головах людей под воздействием твердых подоконников и непрерывном росте оных. - Выходит, от тебя скрыли правду.

- Скрыли? Что именно?

- Правду о том булгарине, который похитил Марию, а ты, великодушный, приказал повесить его за это вниз головой на стене фиссалийского укрепления.

- Его не повесили?!

- Живой и невредимый, - сказал Акакий.

- Глупец! Я самолично наблюдал, как люди Блуда вздернули его за ноги.

- Я, господин, тогда там не был и ничего не видел. Ведь ежели, к примеру, вспомнить, что я только теперь побывал в Фессалии, как же я мог видеть? Но я слышал об этом своими ушами двадцать дней назад. Булгарин Велко жив.

- Кто смеет утверждать подобное?

- Не помню точно… кажется, какой-то лучник. Случайный разговор. Так, между прочим.

- И что же он сказал, тот лучник?

- Божился, будто было так. Его, булгарина, подвесили, но он не стал кричать и каяться и не взмолился. Все вскоре разошлись. Ведь ежели, к примеру, рассудить, кому охота созерцать молчащего на пытке? Ты тоже на него махнул рукой, оставил воронам и удалился, чтобы запереть беглянку в башне. И задержался там. А стража со стены заметила, как набежали снизу пастухи, на бревнах прошмыгнули через озеро и мигом выкрали булгарина. Их старшина, овечий мистий, перерезал веревку. Охранники опомниться не успели, они уже обратно по воде. Тогда, боясь твоего гнева, стражники подвесили на место Велко чучело из мешка с травой. Ты глянул издали и не обнаружил подлога. Ведь ежели, к примеру, вспомнить, был вечер. А утром тебе сказали, что к трупу привязали камень и утопили. Булгарин больше не занимал тебя, ты думал о Марии. Вот что я слышал.

Калокир стоял некоторое время с открытым ртом. Акакий переминался с ноги на ногу, прикидывая, то ли дать стрекача, то ли остаться и посмотреть, хватит ли хозяина удар. Но динат пришел в себя, проронил:

- Да, припоминаю, так было…

- Конечно, господин, они там, все преступные бездельники и дармоеды, не то что я!

- Заклевали б их вороны! - вскричал Калокир. - Теперь все прояснилось. А я ведь смирился с исчезновением пастухов. Лишь бы овцы не пропали. Мистий не раб и не парик [41] Парики - бесправные крестьяне, часто из бывших мелких землевладельцев, у которых динаты отбирали наделы и принуждали работать на себя, закрепощая их. . Как всякий наемный, он волен уйти, если хочет. Я даже возрадовался тогда, ведь ежели, к приме… Тьфу! - Калокир схватил железный пестик со стола, где стояло сигнальное било, и швырнул его в Акакия. - В зубах навязло! Еще раз услышу твое «ведь ежели», задушу!

Проворный слуга увернулся и завопил:

- Не буду! Никогда! Помилуй!

- Смотри, Молчун, - предупредил Калокир и устало опустился на мраморную скамейку, привалившись к подлокотнику в виде львенка с замысловато скрюченным хвостом. - О чем я говорил?

- Осмелюсь напомнить, ты, драгоценный, обрадовался, когда узнал, что пастухи исчезли.

- Да. Они тем самым добровольно отреклись от воздаяния за труд на пастбище.

- Воры! Бежали с твоим рабом! - фальшиво возмущался Акакий.

- Блуд знал об этом и поленился их догнать?

- Еще бы! Пальцем не пошевелил, нахлебник, не удосужился седлать коней в погоню. Он тебя не любит, обожаемый. Все они предатели. Один я неподкупный, хоть и не видал награды.

- Чего бы ты хотел за верную службу? - язвительно спросил динат.

- О, если б отослал меня обратно в Константинополь, я хорошенько присматривал бы за хозяйским добром.

- Умолкни! - оборвал его Калокир. - Ты пригодишься мне и в армии. А мавританка подождет. Да и ты, Молчун, не великомученик. Ступай к опочивальне госпожи и не смей отлучиться. Поплатишься головой, если что-нибудь случится с Марией.

Акакий попятился. Но Калокир задержал его:

- Она знает о побеге булгарина?

- Да, ей известно. Мне лучник сообщил, будто люди слышали, как Велко крикнул напоследок: «Голубка, я вернусь и все равно спасу тебя!» Велко, говорят, настырный малый. А она, твоя Мария, как я догадался, в седле молилась за него. Я ехал рядом и слышал. Еще упоминала чье-то имя.

- Милчо из Карвуны! - предположил динат, похолодев. - Так всегда называет себя перед варварами Блуд. Неужели и он… Блуд красив…

- Нет, господин, Мария ненавидит Блуда, им подружиться невозможно. Да и не Милчо вовсе поминала она, а.» дай бог памяти… какого-то Булея. Или Пулеха. Нет, нет, Улебия как будто. Языческого идола, возможно. Тьфу.

- Голубкой, значит, обзывал… - Динат вскочил, зачем-то вдруг плотно затворил окно. - Грозился, висельник, снова вернуться в кастрон за нею?

- Да, он такой. Ведь ежели, к примеру…

- Пшел во-о-он!

Тяжелый пестик полетел в уже захлопнувшуюся дверь.

Не меньше получаса шагал Калокир из угла в угол, оглашая проклятиями гулкие своды верхнего зала, пинал валявшиеся подушки, вазы и кувшины, скамью и даже массивный постамент Атланта, державшего круглый аквариум с пестрыми рыбками.

Внезапно внимание дината привлекли приветственные возгласы внешней охраны. На цыпочках, быдто его могли заметить или услыхать снаружи, подкрался он к окну и разглядел сквозь решетку, как часовые, ловя поводья, помогают спешиться группе всадников.

По расцвеченным султанчиками на шлемах и по чешуйчатым стальным наплечникам, напоминавшим раковые шейки, он узнал своих местных опекунов: почтенного хилиарха Гекателия и таксиарха [42] Хилиарх, таксиарх - воинские чины, командиры армейских отрядов. с незапоминающимся именем. Прочие четверо были сопровождающими лакеями или оруженосцами налегке, они остались при лошадях, в то время как хилиарх с таксиархом, обнажив головы, ступили во дворец.

Так же крадучись Калокир устремился к ковру на стене, сдернул первый попавшийся меч, выхватил из настольной шкатулки несколько свечек и, подбрасывая одну за другой, принялся рубить их на лету.

Мелодично звякнул висячий колокольчик, в дверную щель просунулась голова Акакия.