Игорь Коваленко - Улеб Твердая Рука. Роман

- А золотишко, что когда-то вымогал у меня на стольном дворе Калокира, помнишь?

- Нет. Монеты твои помню, а тебя нет. Смилуйся.

- Про бежавшего с ипподрома бойца Анита Непобедимого слыхал? Про Твердую Руку?

- Еще бы! Чтоб ему…

- Я и есть Твердая Рука.

- Чтоб ему бесконечно сиять в вечной славе! Тебе! - не моргнув, воскликнул Акакий.

Велко между тем ломал голову: для чего понадобилось Улебу тратить время на разговоры? Он привык доверять побратиму и не раз убеждался прежде, что тот не любит бросать слов не ветер, а если и ведет с виду пустую беседу, значит что-то за нею кроется, неспроста она затеяна.

Однако сейчас в перепалке с Акакием не было никакого скрытого смысла, просто Улеб невольно, как говорится, развязал язык на радостях, что нашел на чужбине сестрицу, что настал долгожданный час, что близок конец мытарствам и горестям ее и его. Велко все-таки догадался об этом и немедленно вмешался:

- Хватит вам, пустомели. Если, Акакий, не скажешь точно, где Мария, пеняй на себя. Отвечай коротко, не то пожалеешь.

Тот мгновенно вскочил, вытянул руки по швам и ответил четко, как на воинском смотре, громко и достоверно:

- Во дворце Калокира на окраине Адрианополя.

- Точнее!

- В Орлином гнезде, что на самой верхушке круглого холма.

- Где Калокир?

- Хозяин обходит казармы.

- Почему?

- Он советник, глаза и уши повелителя.

- Велика стража дворца?

- Десять оплитов и шестеро слуг, не считая поваров, виночерпиев, массажиста, музыкантов, садовника, нахлебников, прихлеба…

- Стой! Стой! - резко одернул его Улеб. - Где горница Улии?

- Какой Улии?

- Тебя спрашивают про Марию, - пояснил Велко.

- Мария наверху. Двери покоев выходят на стык лестниц.

- Кто ее сторожит?

- Я… - Вздохнул Акакий и почесал подбородок.

Улеб молвил:

- Вот что, малый, спасибо за сведения. Нам пора к ней. А тебя, не обессудь, привяжем вот к этому дереву той самой веревкой, которую ты предусмотрительно приберег. Если в чем обманул, тут и схороним красиво. Если нет, отпустим на все четыре стороны, как вернемся из города.

- Отпустили бы сразу, а? Здесь сыро и страшно, никто меня тут не любит.

- А за что же любить тебя, ненаглядный, - рассмеялся Улеб, - не за то ли, что вместе с хилиархом кинулся нас ловить?

- Я не хотел, - фальшиво захныкал Акакий, - Калокир приказал. О! Я вам, великодушные, поведаю такое о хозяине - подивитесь!

- Ну?

- Я с ним ездил в Константинополь. Что вы думаете? Он ликовал там, как подобает обласканному? Пел хвалу Иоанну, как все? Ничуть не бывало! - Акакий посмотрел по сторонам, словно опасался, что их подслушивают, и, понизив голос, доверительно продолжал: - Калокир лелеет недоброе. Да, да, поверьте, справедливейшие. В Студийском монастыре настоятелем стал Дроктон, бывший соглядатай Палатия. Только прибыл динат в столицу, сразу к иноку. Этот карлик исчадие ада. Говорят, что он якшается с Дьяволом - с красавицей Феофано. Так вот. Смертный заговор будет, ей-богу! Ведь ежели, к примеру, тайно шепчутся с Дроктоном и с бывшей торговкой Феофано - быть крови. Ох, погубят они василевса Цимисхия…

- Молодец, умница, - похвалил его Улеб и затянул потуже последний узел веревки, приковавшей Акакия к дереву, - обязательно поделись этой сказкой со своим охранником, чтобы он не уснул. Но негромко рассказывай, не тревожь сон остальных дружинников. Будешь послушным, завтра поутру побежишь к своему Калокиру.

- Мне теперь к нему путь заказан, - сокрушался Акакий. - Уберусь куда глаза глядят.

- Дело твое. Стой только смирно, покуда не развяжем.

- Давайте я проведу вас в Адрианополь, - льстиво просил Молчун, которому никак не хотелось ночевать в крепких объятиях с дуплистым, шершавым и сучковатым деревом. - Возьмите с собой, обожаемые, не пожалеете. Проведу. Меня там каждая собака знает.

- Будет тебе похваляться знакомствами, - буркнул Велко, унося свечу в шалаш, - помалкивай лучше, Молчун.

Прежде чем покинуть лагерь, Твердая Рука и Меткий Лучник коротко посовещались в своем тесном жилище, порешили пробираться в город пешком.

Те, что еще в далекой древности закладывали первые фундаменты сооружений огромной крепости среди плодородных полей и обширных пастбищ холмистой долины реки и ее живописного притока, несомненно и с полным на то основанием уповали на превосходное будущее этих мест.

Неспроста, нарекая сей город жемчужиной благословенного края, обитатели Македонии и Фракии из поколения в поколение вели бесконечную тяжбу меж собой за право называть его своим. Он рос и высился на границе двух фем, становясь все богаче и краше в чреде уходящих столетий.

Наибольшего расцвета он достиг при победоносном римском императоре Адриане, в честь которого и был наименован Адрианополем. Удачливый и тщеславный этот завоеватель воздвиг здесь искусные оборонительные укрепления, жилые здания, дворцы и храмы и даже, стремясь затмить своего предшественника Траяна, оставившего в память о себе знаменитую Траянову военную дорогу, что тянулась от Новы до Филипполя, начал строить собственную, намереваясь проложить ее до самого моря. Добротная прямоезжая дорога считалась куда более ценным творением для государства, нежели все вместе взятые прочие сооружения правителей и их зодчих.

Правда, Адриановой военной дороге так и не суждено было двинуться дальше зачатия, ибо древние римские императоры менялись столь же быстро, сколь и василевсы Византии. Хорошо хоть успели расчистить, выровнять и устлать плитами подступы к городу на несколько стадий к югу.

Горожане похвалялись вечной незыблемостью своей твердыни. И действительно, ни они, ни их предки почти не знали существенных разрушений и поражений. Почти. В народных балладах все-таки вспоминалось давнишнее нашествие вестготов, что в союзе с восставшими рабами взяли однажды хваленую крепость, разгромив в пух и прах не менее хваленую армию Валета.

Нынешний владыка Византии был уверен, что с ним не повторится то, что испытал Валент, давно канувший в Лету. Избрав Адрианополь для размещения лучших, отборных своих легионов, Иоанн Цимисхий вовсе не помышлял про оборону, он сам готовился напасть отсюда на россов и булгар. И уже заранее обещал патриарху Полиевкту, что отдаст церкви немало захваченных славянских земель.

Византийцы готовились к предстоящим битвам тщательно. Днем и ночью доставлялись на межу Македонии и Фракии обозы с оружием и продовольствием, табуны лошадей, верблюдов-дромадеров, тяглового и убойного скота. Катились, оглашая окрестности скрежетом колес, чудовищные метательные машины. В разбухавшую армию прибывали все новые и новые ополчения. Гордо шагали бывалые солдаты и уныло брели новобранцы.