Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо. Повесть

Теперь моим постоянным местом на бригантине стала лавка гребца. За неделю я стер ладони до крови, а боли в плечах и в пояснице не прекращаются и ночью. Весла вымотали из меня все жилы, ибо меня сменяют гораздо реже, чем всех остальных гребцов. В таком же положении и Диего Мехия - только его лавка находится невдалеке от кормы, а я сижу на самой первой, близко к носу «Виктории». Изредка я ловлю его хмурый, всегда сосредоточенный взгляд. Мехия угрюм, и все же мне кажется, что в маленьких, глубоко запавших глазах Диего по-прежнему светятся уверенность и мужественная сила. Другое дело - Апуати… Бедная девушка, любимая моя Апуати!.. Целыми днями она не двигается с места, почти ничего не ест и все только смотрит и смотрит на меня. Ее темные, как индейская ночь, глаза стали еще огромнее и прекрасней. Но в них теперь не заметишь ни мимолетного проблеска радости, ни намека на улыбку. Лишь щемящую тоску и страдание выражают они.

Ритмично шлепают по воде тяжелые весла, визгливо скрипят уключины… Сегодня - пятисотый день моего путешествия в страну Эльдорадо. Как-то ночью, не в силах уснуть из-за бешеных атак комаров, я почему-то подумал о том, каким будет пятисотый день нашего похода. Было это месяца три назад, накануне наших первых боев с полчищами Мачапаро. В ту бессонную ночь я был уверен, что за полтысячи суток мы сумеем добраться до благодатных земель Золотого касика и решил непременно запомнить этот особенный, юбилейный день. И вот он наступил. А что толку? Давно уже не думаю я об Эльдорадо, не помышляю ни о подвигах, ни о воинской славе. В восемнадцать лет я чувствую себя умудренным стариком, не способным обольщаться ничем. Кровь и страдание, жестокость и насилие - вот что вижу я каждый день. Тысячу раз проклял я в душе того хвастливого и честолюбивого Бласа де Медину, что некогда пленился фальшивым блеском испанской конкисты и отправился из тихого городка Медина-дель-Кампо искать приключений в таинственных Индиях. Что ж, ты сражался и убивал, и все же роль хладнокровного убийцы тебе не под силу, Блас де Медина. А ведь честных и благородных конкистадоров не бывает на этом свете. Живя в волчьей стае, ты должен был сам стать волком. Ты не стал - и этого хищники тебе не простят…

Заспанный Гонсалес, что-то недовольно бурча под нос, подошел ко мне и мотнул головой:

- Отдыхай…

Слава богу, смена, а то резь в стертых ладонях стала невыносимой. Я встал, с трудом распрямил спину и пошел на нос «Виктории». С наслаждением растянулся на досках и закрыл глаза - дело идет к полудню, а я уже выбился из сил.

- Что растянулся, сопляк! - услышал я голос Гарсии. - Убери ноги, слышишь? Ну!..

Я открыл глаза: рядом со мной стоял Гарсия де Сория. Он уставился на мои ноги, загородившие ему дорогу и, вероятно, ждал, что я незамедлительно подчинюсь и дам ему пройти.

Я оперся ладонями о палубу и сел. Потом неторопливо поднялся на ноги. Все клокотало во мне от еле сдерживаемой ненависти, но я дал себе зарок терпеть, терпеть и терпеть - я не хотел подвергать ненужному риску жизни Апуати и Мехии.

Увидев, что я безропотно уступил, Гарсия-Скелет насмешливо осклабился.

- То-то, юнец, - почти благодушно произнес он. - Умнеешь на глазах. Жаль, что поздновато спохватился. Ничего, ничего… Будешь как шелковый. И животы пороть краснокожим станешь не хуже Муньоса… А то ведь чистеньким решил остаться - ишь ты, умник! Ха!..

Длинная рука Гарсии потянулась к моему плечу, но дружеского объятия не получилось: я с отвращением отшатнулся.

Сория нахмурился. Злые складки резко обозначились в углах тонкогубого рта. Он оперся локтем о борт и будто невзначай поправил висящий у пояса меч.

- Спокойнее, парень, - холодно процедил Скелет. - Осторожней со мной, слышишь? Ты ведь у меня в руках, цыпленок. А то я обид не прощаю, хватит с меня твоих брыканий. Стоит мне шепнуть капитану, как ты скрывал тифозного или как помогал язычникам омагуа смыться из деревни - сразу угодишь на виселицу. Раньше у меня резону не было говорить- ждал, когда щенок золота поднаживет. Да только вижу - вовек не дождусь.

Гарсия саркастически хмыкнул, сплюнул за борт и продолжал:

- Признаться, думал я тебя приручить. Парень ты башковитый и отчаянный, такой был бы мне полезен. Тем более, что на золото тебе в сущности начхать. Не свяжись ты с этим вонючим еретиком Мехией, мы бы с тобой такие дела закрутили - ой-ой…

Мимо нас, припадая на раненую ногу, прошел Селис. Гарсия подозрительно проводил его взглядом, подвинулся ко мне поближе и произнес, приглушив голос до шепота:

- Слушай меня, Блас… Клянусь, я спасу тебя от лап инквизиции. Проклятый Мехия виноват во всем - он сбил тебя с толку. Так пусть же он и ответит за все. Расскажи патеру и сеньору капитану о его богохульных речах, донеси, как видел у него дьявольские когти и как нечистый огонь вырывался у него из смрадного рта… Ты отделаешься эпитимией 31 31 Эпитимия - исправительная мера, налагаемая церковью на раскаявшегося в своих поступках верующего (паломничество, пост, длительная молитва). , только и всего. А ему все равно гореть в адском…

Я не дал ему договорить. Мой плевок заставил его отпрянуть. Вытирая рукавом морщинистое лицо, Гарсия с холодным бешенством смотрел на меня в упор. Однако он даже не прикоснулся к мечу и, кажется, вовсе не собирался броситься на меня, чтобы отплатить за столь страшное оскорбление. Напротив, он спокойно скрестил руки на груди и с кривой ухмылкой покачал головой. Потом он сказал, равнодушно, даже почти миролюбиво:

- Ну, вот и поговорили… Ах, Блас де Медина, Блас де Медина!.. С каким удовольствием я своими руками затяну грубую веревку на твоей юной шейке. Но я обещаю тебе, дорогой мой Бласик, что ты еще успеешь полюбоваться, как твою ненаглядную дикарку станут поджаривать на костре. Боже, какое это будет чудное зрелище!..

Я сжал кулаки, тело мое напряглось.

- Но раньше подохнешь ты, проклятый убийца! - выкрикнул я, рванулся к Гарсии и обеими руками вцепился в его жилистое горло. Мы оба с грохотом рухнули на палубу. Над нами раздались встревоженные возгласы солдат, Я чувствовал, что кто-то пытается отодрать мои пальцы от шеи кастильца, что меня бьют сапогами в бока и спину, но в ту минуту я не думал о последствиях. Лишь одна мысль - успеть придушить негодяя - лихорадочно билась в моем мозгу. Я ощущал, как судорожно извивается подо мной его тощее тело, как слабеют его руки, которыми он царапал и рвал мое лицо. Еще немного - и он затихнет и никогда уже не будет осквернять воздух своим гнусным дыханием. Еще немного…

По меньшей мере шестеро солдат участвовало в освобождении горла Гарсии от смертельной хватки моих пальцев. Несмотря на мое яростное сопротивление, им все же удалось оторвать меня от Скелета. Исцарапанный, с залитым кровью лицом, в порванном в клочья камзоле, я стоял со скрученными за спину руками в галдящей толпе солдат и с ненавистью смотрел на безжизненное тело своего заклятого врага.