Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

Все живое вокруг тут же набрало воды в рот.

— Н-да, возможно вы и правы. Зачем подставлять себя опасности среди густых деревьев, там и засада может быть. — Шильке направился в сторону виллы, в подвале которой велись раскопки. — Все, кроме постовых — за работу! Днем советы наступать не будут.

Отряд явно предпочитал выполнять данное задание, чем громить врага. Старички, хотя и окостеневшие и все еще трясущиеся от холода, взялись за лопаты. Кроме одного. Седой солдат со шрамом на лице все время крутился возле группы, которую образовывали Шильке, Холмс и поляки в комбинезонах. Постепенно это становилось подозрительным, но тот уже через пару минут развеял опасения. Когда офицер ненадолго обернулся, он спросил у Холмса сценическим шепотом:

— Камрад, ты не мог бы ненадолго отойти со мной в сторонку?

— Ну, мог бы, только…

— Тиии!.. — Солдат схватил Холмса на плечо и оттянул на несколько шагов дальше. Похоже, сам он был глуховат или считал, будто бы все вокруг глухие, потому что его громкий шепот, а точнее — хрип, Шильке превосходно слышал.

— Камрад, прошу прощения, но я слышал, как ты разговаривал с офицером, и из этого следовало, что ты знаешь русский язык.

— Ну, знаю, и даже очень хорошо.

Солдат вновь схватил Холмса за руку и оттянул еще на шаг. Но и так: все слышали.

— Ты знаешь, другого я бы не осмелился спросить, но у тебя такое симпатичное лицо. А кроме того, у меня ведь белый билет. Здесь меня терпят только лишь потому, чтобы я с голоду не сдох. И еще я немного сумасшедший.

— Не понял…

— Ну, знаешь, ну… Даже если оно и станет известным, так я просто псих. Меня все зовут «Дедушкой», но за спиной называют «Придурочным дедом».

— Так что должно стать известно?

— Я… оно… хотел спросить, — дедок бросил по сторонам несколько взглядов. — Я хотел спросить, как будет по-русски: «не стреляйте»?

Холмс фыркнул, и еще долгое время потом не мог сдержать смех. Но, в конце концов, как-то успокоился.

— Товарищи, не стреляйте ».

— Ага. Тавариши…

— Нет. Товарищи. Звук «щи» должен быть четко слышимым.

— Боже, как же трудно говорить.

Седой солдат попробовал еще раз.

— Эй, камрад. Русский язык певучий, а не твердый, как наш.

Шильке неожиданно заинтересовало, о каком таком языке думал Холмс, говоря «наш». О польском или немецком? Оба были чертовски твердыми, хотя каждый и по-своему..

— Товарищи, не стреляйте. Повтори.

На сей раз у деда пошло гораздо лучше.

— И что, когда я это скажу, так меня не убьют?

— Быть может — и нет.

— И что они со мной сделают?

Холмс пожал плечами.

— Ты у нас никакая не шишка, так что, наверняка, тебя пошлют в лагерь.

— Ага. А в том лагере, что со мною будет?

— Там умрешь.

— Меня убьют?

— Нет. Просто так умрешь.

Дедок глядел широко раскрытыми глазами, мало чего понимая. Но, глядя в глаза Холмса, он понял, что этот вот солдат в комбинезоне явно говорит правду.

— Меня замучают?

— Ну как тебе это объяснить? Тебя не замучают пытками. Ты умрешь, не указывая каких-либо причин.

— И так будет со всеми пленными?

— Нет, молодым и здоровым, возможно, удастся выжить. А те, которые образцово перекуются, наверняка возвратятся в фатерланд, чтобы быть надзирателями над остальными.

— Ага. — В глазах старика затеплилась новая надежда. — А как их убедить, что я коммунист?

— Тогда ты должен кричать: « Товарищи, не стреляйте. Я честный коммунист ».

— И они поверят?

— Не знаю. — Холмса снова потянуло на смех. — Не имею ни малейшего понятия.

— Хммм… А как выглядит их флаг?

— Весь красный.

— Как наш?

— Ну, нет. Без свастики. — Холмс уже чуть ли не рыдал от смеха, видя заинтересованность старца. — А еще у них там желтый серп скрещен с молотом. И звезда.

— Ты мне нарисуешь?

Шильке и сам уже хихикал, видя, как офицер польской разведки рисует прутиком на снегу русский флаг. Стоящие рядом поляки тоже стискивали зубы, пытаясь укрыть радостные мины. Один Хайни ничего не понимал.

Когда Холмс наконец-то вернулся к группе своих, они уже планировали проведение совместных уроков русского языка для Вермахта.

Раскопки закончились поздним вечером. Ветераны из охранного взвода были отосланы на квартиры. После того, как двери в подвал были закрыты, поляки и сами были готовы кончать работу.

— И как, есть? — склонился Ватсон над раскопом, слыша металлический лязг.

— Что-то имеется, — раздалось снизу. — Что-то здоровое, словно шкаф.

— Подсветите-ка получше.

Копающий умело убирал последние слои земли.

— Холера ясна! Давайте сюда горелку и баллон.

Общими усилиями притащили тяжеленное оборудование. Затем все, если не считать спеца по горелкам, отодвинулись от края раскопа. Холмс и Шильке проверили, тщательно ли закрыты окна подвала.

— И что? — спросил Дитер.

— Что?

— Что будем делать, ели сейф окажется полным?

— Содержимое на грузовик и ходу отсюда.

— Сейчас, ночью? — удивился Шильке.

Холмс пожал плечами.

— Это самый паршивый выход. Но завтра придут за этими дедами. Впрочем, один черт. Двигаем утром, с ними или без них.

Оба закурили. Ситуация становилась все более запутанной. По информации, полученной через радиостанцию, русские должны были появиться здесь уже послезавтра. Но эти сведения не могли передаваться с точностью до сантиметра по карте. Черт его знает, что стукнет в голову какому-нибудь командиру, или же как изменится ситуация на фронте. С другой стороны, они задержали на позиции охранный взвод. Вроде бы как мелочь, легко объяснимая ошибкой курьера. Тот отдал приказ не тому, кому следует, неизвестно, чья подпись видна на документе, он не мог найти командира (вот тут обстоятельства как раз будут свидетельствовать в пользу парня на мотоцикла — ведь командир смылся), и так далее. Но, в конце концов, с карт исчез целый взвод! И кто знает, кого пришлют для проверки. Документы абвера были неприкасаемыми, но… И это вот «но» внезапно набирало зловещего веса. Все зависит от того, кто и с какими установками прибудет на проверку. А еще, с какой он прибудет поддержкой. Мрачные размышления прервал окрик из ямы:

— Есть! — В голосе явно звучало возбуждение. — Сейф открыт!

— Тише, придурок! — Холмс первым спрыгнул в раскоп. — Только не по-польски!

Шильке спускался уже осторожнее.

— И что?

— Холера ясна!.. Вот это да! — прозвучало в темноте.

— Ты чего-нибудь видишь?

Кто-то из поляков зажег химический факел. Все в радиусе взгляда завибрировало в призрачном магниевом свете. Ватсон вытаскивал из сейфа коробочки, папки с документами. Все горячечно распаковывали обмотанные шнурком пакеты. Несколько рулонов связанных резинками долларов упали на землю.