Анджей Земянский - Побег из Фестунг Бреслау

— На совещании при всех он приказал открыть шампанское. Поднял бокал и бабахнул из головного калибра.

— Ну-ну?

— Он сказал: «Meine Herren, представьте себе, что мой офицер, находясь на больничном, заслужил Железный Крест. Но я вот думаю, а чего заслужили те из вас, которые в это время находились на службе».

— О Господи! И тут же повеяло ужасом, так?

— Тем более, что он тут же прибавил: «Линейные подразделения все чаще присылают заявки на офицеров различных служб. К счастью, некоторые из вас освобождают меня от мук, связанных с дилеммой выбора».

— Это он круто сказал. То, что называется эффективной мотивационной политикой.

Шильке печально кивнул. Кончиком пальца он передвинул лежащий на столешнице орден.

— За этот кусочек металла гибли настоящие герои. Я же получил его за то, что грабил бриллианты в тылу.

Холмс лишь вздохнул.

— Да не бойся ты. За те акты, которые должны были быть сожжены, а я их выкупил, командование повесило мне «Виртути Милитари» [35] Орден Воинской доблести (Орден военный Virtuti Militari, польск. Order Wojenny Virtuti Militari) — польский военный орден, вручаемый за выдающиеся боевые заслуги. Учреждён последним королём Речи Посполитой Станиславом Августом Понятовским 22 июня 1792 года в честь победы над российскими войсками в битве под Зеленцами во время русско-польской войны, упразднён в том же году самим королём по политическим мотивам. После разделов Речи Посполитой орден действовал в Варшавском герцогстве. Во время существования Царства Польского назывался «Орден войска польского», после восстановления польской независимости в 1918 году получил название «Орден военный Virtuti Militari». Вручается только во время войны или в пятилетний срок после её окончания президентом республики по представлению капитула ордена. — Из Википедии. Выходит, то ли Холмс чего-то соврал — не было тогда у Польши президента, и неизвестно, собирало ли начальство Холмса капитул ордена, либо Автор чего-то не учел. . Это тоже такая жестянка, за которую люди отдавали свои жизни. Я же получил его за пачку никому не нужных бумаг.

— Выходит, у нас обоих одинаковая моральная дилемма.

— Ты говори за себя, — Холмс сделал глоточек кофе. — Я по правилам этого мира не играю.

— А по каким же правилам ты играешь?

— По правилам учреждения, называющегося «The Holmes»

Длужевский легко поднялся и разложил руки в театральном жесте.

— Звездное небо надо мной, и моральный закон во мне [36] «Ничто так не увлекает меня, как звездное небо над головой и моральный закон во мне», — говорил знаменитый немецкий философ Иммануил Кант. , — процитировал он, гордо выпячивая грудь.

— Не будь таким Кантом, Иммануил. Говори конкретно.

— Ватсон в разведке, Майкрофт за спиной, а я вечно в средине, потому что закон устанавливаю я.

— Ээээ… — Шильке лишь пожал плечами.

— Ой, переставай уже гнить здесь, закапываясь в собственной гнилой душе, облепленной моральной гнилью в загнившем гнилостном соусе.

Шильке повернул голову.

— Ну, и чего это ты так надулся? — Холмс присел на корточки, опирая локти на поручнях хозяйского кресла. Он затянулся своей сигарой и выдул дым в лицо сидящего. Шильке тоже затянулся и ответил тем же самым. Холмс выдул дым еще раз. Шильке тоже. И долгое время, словно два заядлых мальчишки они выдували дым друг другу в лицо.

— Вы чего, чокнулись?

Ватсон, который как раз открыл дверь, застыл на пороге. Он не мог поверить своим глазам.

Холмс и Шильке резко отдернулись один от другого.

— Боже, ну духота, — Ватсон обмахивался конвертом, который держал в руке. — Дайте-ка и мне сигару, я тоже надымлю, и мы совершим коллективное самоубийство.

— У тебя уже все имеется? — Длужевский глянул под свет и немного приоткрыл оконную раму. Не сильно, лишь бы хоть немного было видно.

— Есть. Пеленг отличный. Сам проверил.

— В общем, беремся за работу. Только помоги мне вытащить Дитера из Бездны моральных страданий.

— И как? Или мне тоже следует выдувать на него дым?

Город казался абсолютно вымершим. В последний момент перед эвакуацией, когда сюда еще прибывали беженцы, число жителей оценивалось в миллион. Теперь же осталось чуть более двухсот тысяч. Так что трудно было удивляться, что повсюду было пусто. Те, которые остались, сейчас на всех парах работали во всех учреждениях, помогающих поддерживать боевую способность Рейха. Так что Шильке шел практически в одиночестве по южной стороне Рынка. Зимнее солнце светило резко. К счастью, на глазах у него были произведенные в Америке высококачественные солнцезащитные очки, захваченные у какого-то сбитого пилота. Этим утром он чувствовал себя прекрасно, тем более, имея на себе новехонький мундир, сшитый самым лучшим (и самым дорогим) в городе портным. Инстинктивно он коснулся рукой кармана. Все находилось на своих местах. Он был просто загружен деньгами. Бриллианты из сейфа мертвой вдовы отправились в тайник. Доллары и фунты являлись их резервами на время эвакуации, а за золото собирались покупать новые бриллианты. Но вот что делать с пачками германских марок? Ведь очень скоро те достигнут головокружительных цен на макулатуру или даже бумажек для самокруток, столь модных среди советских солдат. Купить за них что-нибудь? Никто на черном рынке «цветными бумажками» (как называли марки) не интересовался. Так что громадную сумму они разделили между собой, как оформил словесно Холмс, чтобы подсластить последние мгновения империи, что уходит в забытье. У Шильке, правда, деньги всегда водились, но, правда, таких количеств, которые можно было бы потратить за раз — скорее всего, нет. И что тут делать? Капитан зашел в небольшой, зато эксклюзивный магазин с канцелярскими товарами.

— От всего сердца приветствую вас. — Продавец, скорее всего — хозяин, лично, потому что персонал давным-давно был мобилизован, сорвался со стула. — Пожалуйста, герр капитан, проходите. — Увидав Железный Крест, он чуть ли не встал по стойке «смирно». — Чем могу служить?

— А не могли бы вы предложить мне какую-нибудь приличную авторучку?

— Ну конечно же. — Старик-владелец похромал к большой витрине. — У меня имеются германские, превосходного качества, никогда не стираются. Идеальны и для кабинета, и для фронтовых условий. Производитель гарантирует…

— Нет, нет. Я бы попросил что-нибудь более изысканное.

Продавец отвел взгляд от витрины. Молниеносно, одним-единственным взглядом он оценил безупречный мундир потенциального покупателя, американские очки, британские кожаные перчатки, изготовленные так, что касались легкой мглой на ладонях.

— Для вас обязательно что-нибудь подберем.

Он закрыл витрину и, хромая, направился к сейфу в стене.