Густав Эмар - Поклонники змеи. Черная птица

Люси и ее мать разбудили Джонни, на тот случай если бы пришлось спасаться бегством. Вильямс, оставшись один в гостиной, принялся прогуливаться взад и вперед, отдавшись своим мыслям. Несмотря на дурную репутацию, которая установилась за ним, он не имел вида струсившего человека. Эта одинокая прогулка продолжалась более получаса, ничем не потревоженная. Вильямс приоткрыл окно и время от времени высовывался из него, чтобы окинуть взглядом окрестности и увериться, что все по-прежнему спокойно. Убеждаться в этом было нетрудно, потому что ночь была светлая и можно было видеть далеко но все стороны. Бросив последний взгляд на окрестности, Вильямс вынул великолепные часы из кармана жилета.

— Четверть третьего, — сказал он в полголоса, — надо только запастись терпением! Все это прекрасно кончится.

Он потер руки и прибавил:

— Это, однако, очень забавно, и такие волнения только молодят меня. Эта маленькая Люси — настоящее сокровище! Все равно лучше, если бы это милое семейство расквиталось за свой страх!

Но едва успел он докончить последние слова, как случай, который, очевидно, злорадно подстерегал его, — каждый знает, как любят случаи разрушать все построенные людьми комбинации, — захотел, по-видимому, неожиданно изобличить его во лжи. В кустарнике послышался внезапно сильный шум, раздались два выстрела, и почти тотчас же дюжина людей, вооруженных с ног до головы, выбежала из лесу.

— Бог мой! — вскричал Вильямс. — Я, кажется, слишком рано успокоился. Это меняет положение дел.

И он осторожно оглянулся кругом. Выбежавшие люди, в которых по одеже легко было признать скваттеров и разбойников прерий, остановились перед домом, который они недоверчиво рассматривали, и стали быстро и шепотом разговаривать между собой.

— Гм! Они совещаются. Не дадим же им обдумать план нападения!

Разговаривая таким образом сам с собой, Вильямс вытянул руку и достал великолепный карабин, который стоял в углу, прислоненный к стене.

— Ничего не может быть проще, как нанести первый удар! — и прибавил, смеясь: — А полковник уверен, что я не сумею выстрелить из ружья! Хотел бы я, чтобы он был здесь. Он увидел бы, так ли я неловок, как он думает.

Затем, нимало не заботясь об опасности, которой он подвергался, Вильямс широко распахнул окно, поднял на плечо карабин и два раза спустил курок. Двое людей упали.

— Это меньшее, чего можно было ожидать, — сказал он, закрывая снова окно, и с поразительным хладнокровием стал снова заряжать ружье. В ту же секунду с платформы раздалось со страшным треском пять ружейных выстрелов.

— Гм! По-видимому, они поняли там наверху мой сигнал. Отлично, посмотрим же на результаты!

И он поспешил отворить окно. Все выстрелы попали в цель.

— Славно! — вскричал Вильямс. — Никого больше нет. Те, в кого не попали, скрылись в лесу. Не годится ждать их возвращения.

— Они, должно быть, пришли в ярость от оказанного им приема, а мы не в состоянии долго выдержать в этом деревянном домике, который они легко подожгут, и он вспыхнет как спичка. Бог мой! Печально спасаться таким образом, точно трусу, перед разбойниками, не имеющими ни законов, ни веры. Имей я только троих или четверых смельчаков, я бы продержался здесь, чего бы это ни стоило, — даю голову на отсечение! Но добрая, милая госпожа Курти, которую я знал еще совсем крошечной, и эти славные дети, такие нежные и преданные, — не могу же я подвергать их таким опасностям?! Нет, это невозможно! К тому же, я дал слово самому полковнику. Что он подумает обо мне, которому он доверил дорогие для него существа, чтобы охранять и оберегать их?! Надо ехать! Это приказывают долг и дружба. И нельзя колебаться в этом.

Согласно своей укоренившейся привычке, Вильямс, думая, что он один, произнес этот длинный монолог громко, не заметив, что уже несколько минут, как госпожа Курти слушала его, остановившись на пороге гостиной. Полагая, вероятно, что наступил момент прервать этот монолог, госпожа Курти подо шла к своему старому другу и проговорила, тихо опуская ему руку на плечо.

— Ну, расстроенный человек, ждут только вас. Что вы тут делаете?

— Я…

— Вы мечтали, как всегда, не правда ли?

— Честное слово, это очень возможно. Но разве мы уезжаем?

— Конечно. Или вы хотели бы выдержать осаду этих разбойников?

— Я! Боже меня сохрани!

— Если так, то пойдемте.

— Я готов.

Люси открыла потайной выход на двор, к которому из конюшен и сараев вел подземный ход, достаточно широкий для того, чтобы могли проехать всадники и даже телеги, нагруженные вещами. Этот подземный ход постепенно спускался все ниже и наконец кончался пещерой на прогалине, на склоне холма, по крытого лесом.

Оба негра Вильямса правили фургонами; госпожа Курти, ее служанки и Дженни поместились в повозке, приспособленной для этого; Вильямс, Люси, Джордж и Джемс ехали верхом; пони госпожи Курти и лошади негров были привязаны ко второму фургону.

Когда старательно закрыли потайной выход, все пустились в путь.

— У тебя что-то печальный вид, — сказал Вильямс своей крестнице. — Тебе грустно?

— Да, крестный папа! — ответила та, подавляя вздох.

— Отчего же?

— Потому что нам не следовало уезжать.

— О! О! А разбойники-то?

— Эти разбойники были просто беглецами; они бродили без всякой цели. Я уверена, что вслед за ними мы увидели бы наших друзей. Заметили ли вы, что мы дали семь выстрелов, а они с своей стороны не отвечали нам тем же?

— Должно быть, они бросились в лес, чтобы объединиться со своими.

Девочка покачала головой.

— Их было всего семь, крестный папа, и все они остались на месте.

— Быть может, ты и права, — возразил задумчиво Вильямс. — Бегство наше было немного поспешным!

— Даже чересчур поспешным.

— Но у тебя, должно быть, есть какая-нибудь идея в голове, раз ты говоришь мне все это.

— О, ведь я не могу рассуждать, как взрослая!

— Это правда. Но взамен опытности, которая приходит только с годами, ты доказала в течение последних часов, что обладаешь редкой проницательностью. Я должен далее признать, что ты оказала всем нам очень важные услуги!

— О, крестный папа! Вы уж чересчур хвалите меня и преувеличиваете мои заслуги!

— Нет, то, что я говорю — только голая правда. Ну а теперь поведай мне откровенно свою тайную мысль.

— Для чего же, крестный?

— Ты так часто оказывалась права в течение этой ночи, что, может быть, и теперь правда будет на твоей стороне.

— Вы хотите этого?

— Я прошу тебя об этом.

— Ну, так я убеждена, что мы делаем ошибку, быть может, непоправимую, если и дальше продолжим наше бегство.

— Что же бы стала ты делать?

— Надо остановиться там, где мы теперь находимся. Здесь мы подождем час, потом я вернусь в дом, ведь мы еще недалеко отъехали, и уверена, что найду там отца, который ждет нашего возвращения.