Густав Эмар - Поклонники змеи. Черная птица

— Что заставляет тебя это предполагать?

— Сама не знаю; я не сумею этого объяснить, но чувствую, что говорю правду. Мое сердце чует, что так есть на самом деле.

— Это еще ничего не доказывает, положим. Напротив, я со своей стороны думаю, что самое лучшее, что мы можем сделать, — это удалиться как можно скорее из этих мест и прямо ехать в Новый Орлеан.

— Но кто же покажет нам дорогу?

— Я и мои негры: мы только что проделали этот путь и хорошо знаем его.

— Я сделала все, что только было в моих силах, крестный папа! — печально сказала девочка. — Поступайте теперь, как угодно.

Было около полудня, когда они добрались до пещеры, и все маленькое общество расположилось отдыхать. Жара была тропическая. В ожидании пока зной спадет, все разместились походным лагерем на опушке густого леса; кругом было мрачно, пустынно и дико. В то время как госпожа Курти и дети пробовали немного отдохнуть после стольких волнений, которые им пришлось испытать, Вильямс со своими неграми знакомился с окрестностями, чтобы сориентироваться и найти дорогу, которая могла бы как можно скорее привести их в Новый Орлеан. К своему большому удивлению, Вильямс, выйдя из пещеры и увидев широкую панораму, развернувшуюся перед его глазами, не узнал ни одного из тех мест, которые обратили на себя его внимание во время путешествия на плантацию. Вильямс путешествовал в первый раз и был совершенно не знаком с пустыней. Никогда в жизни не выезжал он из города, в котором родился. Теперь он впервые рискнул выбраться из четырех стен. При всех своих прекрасных качествах, он обладал странностью некоторых людей — никогда ни в чем не сомневаться и считать себя способным добиться всего, чего бы только ему ни вздумалось. Ему даже и в голову не приходило, что для того, чтобы отправляться в такой длинный путь, надо хорошо знать дорогу.

Внимательно осмотрев местность, он принужден был сознаться себе, что решительно не знает, где находится; но никогда бы в жизни он не признался кому бы то ни было в своей ошибке. Он решил, в видах исследования местности, отправиться вперед со своими неграми, еще менее сведущими, чем он. Сначала все шло прекрасно, и он наконец попал в места, которые уже видел и которые были несомненно по дороге в Новый Орлеан. Наконец после нескольких часов странствования по саванне он решил вернуться в лагерь, но положение оказалось более сложным, и бедным Вильямсом овладело смущение.

Идя вперед, он не оставлял на деревьях никаких знаков, по которым мог бы найти обратный путь, а шел наугад, надеясь на счастливый случай; вероятно, в течение двух или трех часов, употребленных им на поиски, он изменил направление, а найти дорогу по солнцу было невозможно, потому что погода переменилась и небо покрылось тучами. Словом, после напрасных поисков он, около шести часов вечера, страшно утомленный, опустился на землю в мрачном отчаянии. Единственная жалоба, вырвавшаяся из его уст, была следующая:

— Я несу заслуженную кару! Люси права. В ее маленькой головке больше здравого смысла, чем во всей моей огромной особе. Не следовало мне бродить по незнакомой местности, где нет ни дорог, по которым можно было бы ориентироваться, ни людей, у которых можно бы расспросить о том, что нам надо.

В лагере между тем царило беспокойство.

Вильямс отправился на разведку около одиннадцати часов утра; становилось уже темно, а он все не возвращался. Госпожа Курти разговаривала с детьми об этом долгом отсутствии, которое она не знала как объяснить. Каждый высказывал свое мнение.

— Милая мама, — сказала Люси, — мой крестный не знаком с этими местами. Пожалуй, он заблудился!

— Да хранит нас Бог от такого несчастия!

— Да, — заметил Джордж, — он заблудился: иначе он давно бы вернулся назад. Вероятно, он думал, что в пустыне можно также гулять, как по улицам Нового Орлеана! — прибавил он ехидно.

— Молчи, Джордж, это нехорошо, то, что ты говоришь.

— Мамочка!

— Пожалуйста, ни слова больше… Что же нам делать? — прибавила мать.

— Идти искать! — сказала Люси.

— Но кому же идти?

— Я пойду, если вы ничего не имеете против.

— Я иду с тобой! — сказал Джордж.

— Нет, — заметила девочка, — ты останешься с мамой, а меня проводит Джемс.

— Очень охотно! — отозвался мальчик, вставая.

— Постойте, дети! Неужели вы думаете, что я соглашусь потерять вас всех?

— Но ведь нельзя же нам оставить крестного отца бродить но саванне!

— К сожалению, нельзя, это правда!

— Успокойтесь, мама, мне не грозит никакая опасность. Вы знаете, я много гуляла с Черной Птицей. Вождь научил меня находить следы и не теряться в незнакомой местности. Я уверена, что со мной ничего не случится!

— Люси!

— Я послушаюсь вас, если вы непременно потребуете, чтобы я осталась, но, пожалуйста, пустите меня.

— О, злая девочка! — вскричала мать. — Делай, что хочешь!

Люси не заставила себя просить второй раз и пошла в сопровождении Джемса собираться в путь; через пять минут они уже уехали. Топот удалявшихся лошадей вывел бедную мать из задумчивости.

— Люси, Люси! — вскричала она рыдая. — Вернись, я не хочу, чтобы ты уезжала! Вернись!

Но дети были уже далеко и не слышали ее возгласов. Невозможно описать беспокойство госпожи Курти. Около восьми часов вечера Джордж прибежал к ней.

— Мама, мама! — вскричал он. — Перестань плакать, вот и они! Я уверен, что это они.

Действительно, вдали, в полутьме, блестели красным огоньком факелы, медленно приближаясь к лагерю.

Прежде чем покинуть место стоянки, Люси дала понюхать своему ньюфаундленду Добряку платье Вильямса и потом велела умному животному искать его. Кроме того, она не забыла отмечать дорогу, чтобы не заблудиться на обратном пути. Но главным образом она рассчитывала на поистине удивительный инстинкт собаки, который, как она надеялась, доставит их назад целой и невредимой.

Меньше чем через два часа Добряк привел детей к тому месту, где Вильямс, обессиленный отчаянием, лежал на земле.

Люси к Джемс уже некоторое время слышали крики и даже настоящий вой: это плакали несчастные два негра, убивавшиеся возле своего господина, который лежал в забытье, побежденный усталостью, так как сделал столько верст, что мог бы три раза дойти прямой дорогой до Нового Орлеана. Первой заботой Люси было подать помощь своему крестному отцу, именно — смочить его виски свежей водой и влить ему в рот несколько капель рому. Со своей стороны и Джемс тоже не терял времени: справедливо сообразив, что Вильямс не в силах будет держаться на лошади, он велел неграм смастерить наскоро носилки.

Заботы Люси увенчались успехом: Вильямс глубоко вздохнул и открыл глаза. Сначала он, казалось, ничего не видел кругом; но вдруг у него что-то блеснуло в глазах, на лице появилось выражение счастья и несказанной благодарности.