Густав Эмар - Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Да! Да! — закричали все. — Бледнолицый великий колдун; он любим Пиллианом.

— Очень хорошо! — сказал Валентин, с лукавой улыбкой глядя на колдуна. — Теперь этот человек должен в свою очередь доказать, что я его оклеветал и что не он убил апоульмена. Умерший вождь был знаменитый воин, он должен быть отомщен!

— Да! — повторили индейцы. — Он должен быть отомщен!

— Брат мой говорит хорошо, — заметил Курумилла, — пусть колдун сделает испытание.

Несчастный колдун понял, что он погиб; холодный пот оросил виски его, судорожный трепет пробежал по его телу.

— Этот человек обманщик, — пробормотал он едва внятным голосом, — он обманывает вас.

— Может быть! — возразил Валентин. — Но чтобы доказать это, сделай то же, что сделал я…

— Если отец мой невинен, — сказал Курумилла, обращаясь к колдуну и подавая ему саблю, — Пиллиан защитит его так же, как защитил моего брата.

— Да, конечно… Пиллиан защищает всех невинных, вы видели этому доказательство, — сказал парижанин, в котором дух парижского уличного мальчишки одержал верх.

Колдун бросил вокруг себя отчаянный взор. Глаза всех выражали нетерпение и любопытство. Несчастный понял, что ему невозможно было ожидать помощи ни от кого и решился в одну секунду. Он хотел умереть как жил, обманывая толпу до последнего вздоха.

— Я ничего не боюсь, — сказал он твердым голосом, — это железо будет для меня безвредно. Вы хотите, чтобы я сделал испытание; хорошо, я буду повиноваться; но берегитесь, Пиллиан раздражен вашим поведением со мною; унижение, которое вы налагаете на меня, будет отомщено страшными бедствиями, которые постигнут вас.

При этих словах своего предсказателя, индейцы задрожали; они колебались; много лет уже привыкли они верить его предсказаниям и теперь со страхом осмеливались обвинять его в обмане. Валентин угадал, что происходило в сердце индейцев.

— Славно сыграно, — прошептал он, подмигнув в ответ на торжествующую улыбку колдуна, — теперь моя очередь. Пусть братья мои успокоятся, — сказал он громким и твердым голосом, — никакое несчастье не угрожает им; этот человек говорит таким образом, потому что боится умереть; он знает, что он виновен и что Пиллиан не защитит его.

Колдун бросил на молодого человека взгляд полный ненависти, схватил саблю и движением, быстрым как мысль, засунул ее в горло. Поток черной крови хлынул из его рта; он широко раскрыл глаза, судорожно замахал руками, сделал два шага вперед и упал ничком. Индейцы подбежали к нему: он уже был мертв.

— Пусть бросят лживую собаку коршунам, — сказал Курумилла, с презрением оттолкнув ногой труп колдуна.

— Мы братья на жизнь и на смерть, — вскричал Трангуаль Ланек, обнимая Валентина.

— Ну! — улыбаясь сказал молодой человек своему другу. — Я недурно выпутался. Ты видишь, что в некоторых обстоятельствах недурно знать все ремесла, даже ремесло фокусника может пригодиться при случае.

— Не клевещи на твое сердце, — возразил с жаром Луи, пожимая ему руку, — ты спас жизнь человеку.

— Да, но зато убил другого.

— Тот был виновен!

Мало-помалу волнение, причиненное смертью колдуна, утихло, и порядок восстановился. Курумилла и Трангуаль Ланек, изгнав всякое чувство ненависти, братски поцеловались при неистовых криках воинов, которые любили обоих вождей.

— Теперь отец мой отмщен, и мы может предать тело его земле, — заметил Курумилла. — Бледнолицые будут присутствовать при похоронах? — прибавил он, обращаясь к французам, и поклонился им.

— Будем, — отвечал Луи.

— Мое жилище велико, — продолжал вождь, — и мои братья сделают мне честь, согласившись пожить у меня, пока останутся в нашем селении.

Луи хотел было отвечать, но Трангуаль Ланек перебил его, сказав:

— Мои братья бледнолицые уже удостоили принять мое бедное гостеприимство.

Молодые люди молча поклонились.

— Хорошо! — сказал ульмен. — Что до этого за дело? Какое бы жилище не выбрали чужестранцы, я все-таки буду считать их моими гостями.

— Благодарю, вождь, — отвечал Валентин, — поверьте, что мы очень признательны вам за ваше доброжелательство.

Ульмен простился с французами и возвратился к телу отца. Обряд тотчас начался. Ароканы народ, не лишенный верований, хотя некоторые путешественники думали иначе; даже можно сказать, что вера их сильна и опирается на основания, исполненные некоторого величия. Они признают два начала: добро и зло. Первое называется Пиллианом и есть божество творящее, второе — Гекубу, божество разрушающее. Гекубу находится в постоянной борьбе с Пиллианом; он старается нарушить гармонию мира и уничтожить все существующее. Из этого легко понять, что основой верований варварских народов Старого и Нового Света служит Манихейство. Не будучи способны понять причин добра и зла, они обожествили их.

Кроме этих главных божеств, ароканы считают значительное множество второстепенных духов, которые помогают Пиллиану в его борьбе с Гекубу. Эти второстепенные божества разделяются на гениев мужского и женского пола; последние все девственницы, что доказывает, до какой степени для самих варваров понятна великая идея о том, что в духовном мире не бывает перерождения. Божества мужского пола называются Жеру, женского — Амей-Мальген.

Ароканы верят в бессмертие души и следовательно в будущую жизнь, в которой воины, отличившиеся на земле, охотятся на лугах, полных дичи, окруженные всем, что они любили. Как все дикие американские племена, ароканы чрезвычайно суеверны. Религиозный обряд их состоит в том, что они собираются в хижине, в которой поставлен безобразный идол, представляющий Пиллиана, плачут и испускают перед ним громкие крики, сопровождая все это разными кривляньями, а потом приносят ему в жертву барана, корову, лошадь, кто что может.

По знаку Курумиллы, воины удалились, уступив место женщинам, которые тотчас окружили труп и начали ходить кругом, воспевая тихим и жалобным голосом подвиги умершего.

Через час длинная процессия потянулась вслед за телом, которое несли четыре воина, самые знаменитые, к холму, где была приготовлена могила. Позади шли женщины, рассыпавшие по следам пригоршнями горячий пепел, чтобы в случае, если б душе покойника вздумалось войти опять в тело, она уже не могла бы найти дороги к своему жилищу и таким образом не имела бы возможности тревожить своих родственников.

Когда труп опустили в могилу, Курумилла зарезал собак и лошадей своего отца и положил их возле покойника, для того чтобы он мог охотиться в блаженных долинах. Возле него положили также провизию для него и для лодочницы, которая повезет его в другой мир, к Пиллиану, где он будет судим за свои добрые и дурные дела; потом на труп набросали земли; и так как покойник был знаменитый воин, то над могилой сделали из камней пирамиду; наконец каждый из индейцев обошел могилу кругом, обливая ее хихою.