Густав Эмар - Том 9. Лесник. Морские титаны

Девушка сделала движение, как будто хотела возразить, но вдруг передумала. Бледная улыбка на мгновение мелькнула на ее губах.

— Хорошо, отец, — кротко согласилась она, подставляя ему лоб для поцелуя, — я ухожу.

— Ступай, дитя, и успокойся; положись без боязни на мою нежную любовь к тебе.

Он проводил дочь до двери, которую отворил перед ней, и донья Линда вышла, не сказав больше ни слова.

Дон Рамон вернулся к столу, взял анонимное письмо, в сотый раз перечитал его и спрятал в боковой карман камзола.

Пробило десять часов. Дверь гостиной отворилась, и слуга доложил:

— Дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро. Вошел асиендадо.

«Я угадал!» — подумал про себя дон Рамон.

Он сделал слуге знак, и тот вышел, плотно затворив за собой дверь.

Два человека остались с глазу на глаз.

Донья Линда вернулась к себе в страшном волнении. Отослав служанок и заперев двери на ключ, она опустилась в кресло, закрыла лицо руками и погрузилась в размышления.

Без сомнения, думы ее были грустными — подавленные вздохи вырывались из груди девушки, рыдания душили ее, слезы струились сквозь пальцы, судорожно сжатые терзаниями скорби.

Но приступ отчаяния длился недолго; эта девушка с огненной душой тотчас опять подняла голову гордо, надменно, решительно. Она быстро отерла слезы с покрасневших глаз, и горькая улыбка тронула ее маленькие губки.

— Так надо! — прошептала она. — Что мне за дело?

Она приняла твердое решение.

Донья Линда закуталась в черную мантилью, накинула на голову платок, взяла со стола крошечный кинжал с тонким и острым, как игла, лезвием, какие в ту странную эпоху женщины постоянно носили при себе (в некоторых странах мужчины и женщины всегда ходили вооруженные); кинжал этот девушка спрятала за пазуху, осенила себя крестным знаменем, как это делают испанки: сперва перекрестив лоб, потом глаза, рот и наконец сердце; тихо отворив дверь, она прокралась в смежную комнату, затем в другую, добралась до лестницы, сошла вниз на цыпочках и, поскольку дверь губернаторского дома случайно была приотворена, мигом очутилась на улице, не замеченная даже часовым, и помчалась легко, как птичка.

Было десять часов вечера. Ночь стояла светлая и ясная; улицы были пусты. Девушка храбро шла вперед. Впрочем, план, задуманный ею, поглощал все ее мысли до такой степени, что для страха места не оставалось.

Донья Линда плотнее закуталась в мантию, взялась за ручку кинжала и, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой горящим взором и ступая твердо и решительно, быстрыми шагами направилась по лабиринту улиц к нижним кварталам города.

На своем пути она встречала одних лишь ночных стражей — необходимую принадлежность всякого испанского города. Эти люди с удивлением посматривали на прекрасную молодую женщину, которая в столь поздний час ночи шла по улицам города одна и пешком. Порой на пути ей попадались ночные объезды, и солдаты отпускали в ее сторону шутки не совсем изящного свойства, но девушка не замечала ни изумления сторожей, ни насмешек солдат, она неуклонно шла своей дорогой, не замедляя шагов, не поворачивая головы.

Ее цель была еще далеко, но она стремилась к ней во что бы то ни стало.

Когда женщина решится быть храброй, она становится во сто крат настойчивее и намного отважнее мужчины; ничто не может остановить ее в исполнении того решения, которым она задалась, — ни трудности, ни опасность. Она сумеет преодолеть все преграды, но готова рухнуть от истощения сил и страха, когда пройдет то нервное возбуждение, которое одно и поддерживало ее.

Донья Линда шла таким образом около трех четвертей часа, пока наконец не очутилась перед великолепной решеткой с засовами изнутри. Она остановилась, с минуту постояла, прислонившись к решетке, чтобы перевести дух, потом, схватив молоток обеими руками, стала громко стучать.

Решетка эта принадлежала Цветочному дому.

Прошло несколько минут; девушка не переставала стучать. Наконец до ее слуха донеслись голоса и шум приближающихся шагов.

— Кто там? — спросили изнутри.

— Отоприте! — задыхающимся голосом ответила она.

— Кто вы? Что вам нужно?

— Узнаете, когда отопрете.

— Уже слишком поздно.

— Чего вы опасаетесь? Разве не слышите женского голоса?

— Так-то оно так, но мы не отопрем, пока не узнаем, кто вы.

— О! — воскликнула девушка в отчаянии и снова принялась стучать. — Отоприте — или я упаду мертвая у ворот. Это вопрос жизни или смерти.

С той стороны ограды принялись совещаться шепотом, потом ворота приоткрылись, и в проеме показался человек, держа в каждой руке по пистолету; за ним маячил другой, с мечом в одной руке и фонарем в другой.

— Наконец-то! — выдохнула донья Линда в порыве радости.

— В самом деле — женщина! — воскликнул первый из вышедших, не кто иной как Мигель Баск, сопровождаемый Данником. — И она одна! Что вам угодно, сеньора?

— Взгляните на меня, — ответила девушка, сбросив на плечи шарф.

— Донья Линда де Ла Крус! — в крайнем изумлении вскричал Мигель. — Одна! Здесь! В такое время!

— Да, любезный друг, это я; впустите меня скорее, ради Бога!

— Пожалуйте, — ответил Мигель, почтительно посторонившись.

Девушка быстро вошла, и ворота мгновенно затворились за ней.

Мигель пошел впереди. Он привел посетительницу в гостиную и попросил ее садиться, потом зажег восковые свечи и стал перед ней с поклоном.

— Что вам угодно, сеньорита? — спросил он. Изнемогая от усталости и волнения, девушка почти упала в кресло.

— Мне надо поговорить с вашим хозяином, — ответила она, — я должна увидеть его немедленно.

— Это невозможно, сеньорита!

— Почему? Ведь я сказала, что мне необходимо видеть его. Неужели я решилась бы одна идти по городу в таком часу ночи из-за пустяков?

— Но графа здесь нет, сеньорита.

— Нет? Где же он?

— Не знаю, сеньорита.

— Положим, он отсутствует, но должен же он вернуться; я подожду его.

— Граф не вернется, сеньорита; в самый день его приезда он вечером опять уехал, и с тех пор мы больше его не видели.

— Да, да, — возразила девушка, недоверчиво покачав головой, — я понимаю: вам велено так говорить, и вы как честный слуга исполняете данное вам приказание; это прекрасно, но теперь пойдите и доложите обо мне вашему господину. Скажите ему, что я должна сообщить ему нечто чрезвычайно важное, что всякое промедление — гибель.

— Но уверяю вас, сеньорита…

— Ступайте, друг мой; будьте уверены, что не заслужите упреков от хозяина, если исполните мою просьбу.

Подвижная створка тихо скользнула в невидимых пазах; в проеме стены показался Прекрасный Лоран.

Он сделал знак Мигелю. Тот поклонился и вышел, не сказав ни слова.

Лоран задвинул за собой створку и подошел к донье Линде; но целиком поглощенная своими мыслями, девушка не заметила его появления.