Густав Эмар - Том 14. Сурикэ

— Напротив, очень легко, — сказал Сурикэ.

И он рассказал вождю, каким образом совершилось похищение.

— Хорошо! Верно, бог белых его не хочет больше знать.

— Вероятно; человек этот совершил слишком много преступлений, чтобы рассчитывать на милосердие.

— Злодей! Он продал своих друзей и братьев, как медведей или бобров; он стоит индейской казни.

— Да, и он ее не избегнет, клянусь вам; вы не забыли о наших условиях?

— Тареа не обмануть.

— Я верю вашему слову, вождь, знаю, что вы честно его сдержите, но вы могли предположить, что, быть может, я изменю свое решение, не бойтесь, мое решение непоколебимо, что бы ни случилось.

— Хорошо! Брат мой говорит, как умный человек, что он говорит, то и делает, хорошо! Время идет!

— Вы правы, вождь, уносите этого негодяя, мы скоро будем в вашем селении.

— Хорошо! Мы уходим, скоро увидимся.

В несколько минут индейцы соорудили род носилок, бросили на них пленника, потом вытянулись гуськом по обычаю индейцев и двинулись почти бегом по направлению к стране Великих Озер.

Минут через пять индейцы исчезли из виду.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Белюмер.

— Отправляйтесь как можно скорее к главнокомандующему, передайте ему, что случилось, и скажите, что мы захватили изменника.

— А вы? — спросил Мрачный Взгляд.

— Я отправляюсь к Буганвилю.

— Несмотря на то, что между вами произошло?

— Друг мой, в такие ужасные моменты всякий патриот обязан забыть обо всех мелочах и думать только о спасении отечества.

— Вы, как всегда, правы, любезный друг, ступайте с Богом; от души желаю вам успеха; наше положение почти безвыходно.

— Не надо терять надежду до конца; мы не знаем, что нас может ожидать в будущем. До свидания, пожалуйста, не мешкайте.

— До свидания, мы не будем терять ни секунды. Друзья пожали друг другу руки. Охотники скорым шагом направились в Квебек.

Сурикэ проводил их глазами, потом вздохнул и в свою очередь пустился в путь; он спешил к мысу Красному, где Буганвиль расположился лагерем на ночь.

Теперь вернемся к англичанам и расскажем, что произошло у Фулонской бухты.

Англичане взобрались на скалистый берег, столь удобный для обороны, и натолкнулись только на четырех часовых, которых закололи штыками и сбросили в море.

Не будь измены, французы могли без особого труда не допустить английской высадки.

Комендант поста был найден в постели и взят в плен вместе со всеми солдатами.

Верюр-Дюшамбону не было до этого никакого дела; он получил деньги за сдачу Фулонской бухты, положил их в карман и сдержал слово, данное англичанам.

13-го сентября утром английские колонны показались у высот Авраама, у самых ворот Квебека.

Несмотря на быстроту, с которой охотники принесли во французский лагерь известие о высадке англичан, оно явилось слишком поздно.

Монкальм, рассчитывая на прикрытие Буганвиля, никак не ожидал атаки со стороны Квебека.

После победы при Монморанси большая часть канадских милиционеров разошлась по домам и занялась жатвой, таким образом, армия Монкальма значительно уменьшилась.

Кроме того, восемьсот человек было отдано в распоряжение кавалерии де Леви и три тысячи сопровождало Буганвиля.

Вследствие этого главнокомандующий мог выставить против неприятеля не более четырех тысяч пятисот человек, с которыми он и решился атаковать пять тысяч англичан, уже выстроившихся в боевые порядки с орудиями впереди. Благоразумие требовало подождать возвращения Буганвиля. Буганвиль был в четырех лье от Квебека, когда он в девять часов утра узнал от Сурикэ, что англичане высадились у Фулонской бухты.

Свидание этих двух людей было весьма типично, как бы выразились в наше время.

— Г-н Лебо, — сказал Буганвиль, протягивая ему руку, — простите меня, в этом деле я вел себя как дурак, как настоящий болван! Вы же были правы; о, если бы я не был ослеплен.

— Вы себя слишком утруждаете, г-н Буганвиль, — отвечал Сурикэ, с чувством пожимая протянутую руку, — мое появление здесь уже доказывает, что я все забыл и думаю об одном — о спасении колонии.

— Только об этом мы и должны думать. Я сейчас ускоренным маршем отправляюсь с моими солдатами на помощь главнокомандующему, еще не все потеряно.

— Дай Бог, чтобы это было так.

Через пять минут Буганвиль двинулся ускоренным маршем на помощь главнокомандующему.

Враги маркиза Монкальма, т. е. Биго, главный интендант, Водрейль, губернатор колонии, и все приказные строки, которым так от него доставалось всякий раз, как они попадались к нему под руку, единогласно обвинили его в том, что он поторопился атаковать неприятеля, не подождав Буганвиля, спешившего к нему с подкреплением.

Монкальм был слишком искусный и, главное, слишком опытный боевой командир, чтобы совершить такую грубую ошибку; только ненависть его врагов могла возвести на него подобное обвинение.

Но истина не замедлила обнаружиться, и действия каждого были оценены по достоинству.

Поспешная атака не только не была ошибкой со стороны главнокомандующего, но необходимо вызывалась обстоятельствами.

Англичане, заняв высоты Авраама, приобрели возможность господствовать над всеми окрестностями Квебека.

С лихорадочной поспешностью начали они окапываться и укрепляться на этих высотах.

Нужно было не более двух часов, чтобы успеть сделать неприступной эту позицию, очень сильную уже по своим природным свойствам; Монкальм не должен был этого допускать.

Буганвиль получил известие о высадке англичан в девять часов утра и, как бы он ни торопился, ему было физически невозможно прибыть на поле сражения ранее одиннадцати или даже половины двенадцатого.

Ждать два часа — значило дать англичанам возможность собрать все свои силы и прочно укрепиться на занятой позиции.

Необходимо было немедленно выбить их из позиции и оттеснить к подошве горы.

Но задача эта была крайне трудна для французов: им приходилось взбираться по склонам плоскогорья под убийственным огнем неприятеля, от которого некуда было укрыться.

Монкальм не колебался: он дал знак начинать бой и стал во главе передовой колонны.

Первая встреча воюющих сторон была ужасна: бой сейчас же перешел в рукопашную, началась работа штыков.

Атака и оборона заслуживали удивления.

Французы были вынуждены отступить.

Монкальм, уже раненый, решился попытать новую атаку; войско выстроилось и начало взбираться по склону плоскогорья под страшным огнем.

Неожиданно Монкальм упал, пораженный насмерть; он был весь изранен; обожавшие его солдаты поспешили его поднять и унесли, чтобы он не попался в руки неприятеля.

Войска пришли в невообразимое смятение и обратились в бегство; под влиянием какого-то панического ужаса солдаты, не помня себя, расстроили ряды и, заботясь только о своем спасении, не слушая никого, бежали куда попало.