Густав Эмар - Том 13. Охотники за пчелами. Каменное сердце

В восемь часов вечера в гостиной возле жаровни сидели дон Педро и его дочь.

В этой изящно меблированной на французский манер гостиной иностранец неизменно ощутил бы себя оказавшимся где-нибудь в Сен-Жерменском предместье: те же великолепные обои, тот же изысканный вкус по всем, вплоть до рояля Эрара с партитурами опер, исполняемых в Париже, и творений новомодных романистов и поэтов, как бы служили доказательством того, что здесь не чужды интереса к последним достижениям европейской культуры.

Тут все дышало Францией и Парижем. Только серебряная жаровня, заправленная оливковым маслом, была истинно мексиканской. Люстры с розовыми восковыми свечами дополняли изящество этого великолепного приюта.

Донна Гермоса была в обычном платье, придававшим ей особое очарование. Она курила маисовую пахитоску, беседуя с отцом.

— Да, — заметила она между прочим, — в президио поступили прелестные птички.

— Ну и что же, малышка?

— Мне кажется, милый папочка сегодня не особенно любезен, — сказала она тоном избалованного ребенка.

— Из чего это вы сделали такое заключение, сеньорита? — улыбнулся дон Педро.

— Неужели вы решили… — воскликнула она, подпрыгнув от радости в кресле и хлопая в ладоши. — Вы решили…

— Купить тебе птиц. Завтра у тебя появятся попугаи, кардиналы, колибри и другие: более четырехсот птиц, неблагодарная негодница!

— О, как вы добры, папа, и как я вас люблю, — она бросилась на шею дону Педро и принялась осыпать его поцелуями.

— Ну, хватит, хватит, глупышка! Этак ты задушишь меня в своих объятиях!

— Как отблагодарить вас за такую предупредительность?

— Бедная малютка! — печально сказал он. — Мне некого любить кроме тебя.

— Скажите: обожать, добрейший папа! Вы ведь меня обожаете, а я вас люблю всеми силами души.

— Однако, — продолжил дон Педро тоном легкого упрека, — ты не боишься меня тревожить.

— Я? — взволнованно воскликнула Гермоса.

— Да, ты, — сказал дон Педро, с улыбкой грозя ей пальцем. — Ты от меня скрываешь что-то.

— Папа, — прошептала она прерывающимся от волнения голосом.

— Дочь моя, глаза отца способны читать в сердце шестнадцатилетней девушки. Вот уже несколько дней с тобой происходит что-то необычное. Ты постоянно чем-то озабочена.

— Это правда, папа.

— О ком же ты думаешь, девочка?

— О доне Торрибио Квироге, папа.

— А-а! Верно потому, что ты его любишь? Донна Гермоса приняла серьезный вид и, приложив руку к сердцу, сказала:

— Нет! Я ошиблась, папа, я не люблю дона Торрибио Квирога. Однако он постоянно занимает мои мысли. Почему? Не умею сказать. После его возвращения из Европы в нем произошла какая-то перемена, какая именно, я не могу понять. Мне кажется, что это уже не тот человек, с которым я вместе росла. Его взгляд настораживает меня, голос вызывает какое-то болезненное ощущение. Конечно, он красив, манеры его изысканны и благородны, все в нем свидетельствует о знатном происхождении, но вместе с тем в нем есть нечто леденящее душу и внушающее мне непреодолимое отвращение.

— Романтическая фантазия! — улыбнулся дон Педро.

— Смейтесь, смейтесь надо мною. Но хотите, чтобы я была откровенна с вами до конца? — спросила она дрожащим голосом.

— Конечно, дитя мое.

— У меня такое предчувствие, что этот человек принесет мне несчастье.

— Дитя мое, — возразил дон Педро, целуя ее в лоб. — Ну какое несчастье он может тебе принести?

— Не знаю, папа, но я боюсь.

— Хочешь, я откажу ему от дома?

— Это может только приблизить несчастье, угрожающее мне.

— Полно! Ты изнеженный ребенок, поэтому придумываешь себе всякие страхи, которые проистекают исключительно от твоей любви к кузену. Единственное средство возвратить тебе спокойствие состоит в том, чтобы ты как можно скорее обвенчалась с ним, и я намерен устроить это в самое ближайшее время!

Донна Гермоса печально покачала головой, потупила глаза, но промолчала. Отец совершенно не понял смысла сказанных ею слов, а значит, и убедить его в ее правоте будет невозможно.

В эту минуту пеон доложил о доне Торрибио Квироге.

Молодой человек был одет по последней парижской моде. Когда он вошел в гостиную, отец и дочь невольно вздрогнули: первый несомненно от радости, вторая — от страха.

Дон Торрибио приблизился к донне Гермосе и, изящно поклонившись, вручил ей изысканный букет. Она поблагодарила его с небрежной улыбкой, взяла букет и равнодушно положила на столик.

Вскоре доложили о прибытии коменданта дона Хосе Калабриса со всей его группой, еще о нескольких семействах. Всего гостей было человек двадцать и среди них дон Эстебан Диас и дон Фернандо Карриль.

В изящном кабальеро, появившемся в сопровождении мажордома, было совершенно невозможно узнать смелого лесного наездника, страшного охотника за пчелами, который несколько дней назад оказал неоценимую услугу дону Педро и его дочери. Его безукоризненные манеры, изысканное платье, словом, ничто не вызывало подозрений, или лучше сказать, не допускало их.

Мы говорили выше, что дон Фернандо Карриль при всей окружавшей его таинственности был хорошо известен в высших кругах местного общества и с присущим мексиканцам гостеприимством был принят в самых почтенных домах. Поэтому в том, что он появился в асиенде дель-Кормильо не было ничего удивительного.

Однако, поскольку дон Фернандо долго не показывался на людях, его появление в доме дона Педро невольно привлекло внимание гостей.

Войдя в гостиную, дон Фернандо подошел к донне Гермосе, низко поклонился и почтительно подал ей цветок, который держал в руке.

— Сеньорита, — сказал он, стараясь подавить охватившее его волнение. — соблаговолите принять этот скромный цветок, который растет только в пустыне.

Девушка невольно вздрогнула при звуке его голоса, показавшегося ей знакомым. Густой румянец залил ее лицо и, не смея встретиться с ним глазами, она бережно взяла цветок дрожащей рукой и приколола его к груди, чуть слышно прошептав при этом:

— Все, что из пустыни, мне чрезвычайно дорого. Мало-помалу гости оживились, завязалась беседа. Эта мимолетная сценка осталась незамеченной никем, кроме дона Торрибио, который безошибочно угадал в доне Фернандо своего соперника.

Обратившись к случайно оказавшемуся рядом дону Эстебану, он тихо, но достаточно внятно, для того чтобы услышали все присутствующие, сказал:

— Интересно, какой волшебный ключ открывает этому человеку двери благородных домов, куда его никто не приглашал?

— Спросите у него, — сухо ответил дон Эстебан. — Вероятно, он сможет удовлетворить ваше любопытство.

— Я не премину воспользоваться вашим советом, сеньор, — сказал надменным тоном дон Торрибио.